Артем - Александр ПРОЗОРОВ

— Ныне при дворе иные герои бал правят, — покачал головой Зверев. — Адашевы, Сильвестры, Шуйские и Старицкие. Из честных людей разве только Кошкин да Шаховской остались. К ним надобно за помощью обращаться.

— Честные они али нет, — развел руками Друцкий, — однако же никто из них не приходится мне родственником.

Андрей молча взял кубок, отпил. Наколол на нож кусочек сочной холодной убоины. Вздохнул:

— Это верно, дядюшка, с чужими о таких делах не поговоришь. Но мне тоже глупо выглядеть пред людьми не хочется. Что я скажу? Здравствуй, Ваня, мы намедни поссорились и не виделись четыре года, но я тут подумал: а не устроить ли нам войну в Прибалтике? Айда завтра же драку с соседями затеем!

— Верно, верно, — неожиданно легко согласился Юрий Семенович. — Так просто беседы столь важные не начинаются, и бояр на дело ратное, кровавое из-за каприза послать будет непросто. Говорить об этом надобно в момент подходящий, а не абы как, сказывать должен человек, к коему доверие у государя имеется, и повод для дела нужен честный, к коему никто не придерется, в упрек потом правителю нашему не поставит. Момент нужный настанет через два месяца. Перемирие прежнее с орденом Ливонским ныне заканчивается, и посольство от магистра аккурат после Рождества должно в Москву отправиться — новое уложение мирное составлять. Ты, Андрей Васильевич, с государем, может, и в ссоре, однако же слову твоему он доверяет. А коли и не поверит, так хоть выслушает. Нам большего и не надобно, ибо не уговаривать ты Иоанна Васильевича станешь, а тайну ему откроешь древнюю. Тайну, о которой многие бояре за давностью лет успели подзабыть…

Князь Друцкий замолчал, словно задумавшись. И Андрей, мучимый любопытством, кашлянул:

— Какую тайну, дядюшка? Ливонцы готовят какой-нибудь заговор?

— Заговор? — вскинул брови старик. — Нет, что ты! Кому там ныне буянить? Тайна, о коей расскажу, вроде и не прячется ни от кого. Просто утонула она в архивах и бумагах государевых, оттого никто о ней уж и не вспоминает.

В этот раз Андрей удержался от вопросов, предпочел мелкими глоточками пить красное вино. Юрий Семенович заговорил сам:

— Началась сия история во времена давние, позабытые. Когда князья наши определялись правом лествичным, когда Москва еще не была стольным городом и когда схизматики и паписты еще оставались истинными христианами и от лона православной церкви не отделились. В те годы задумали кавалеры европейские отобрать от безбожных сарацин Святые места. Несколько раз ходили они в долгие и кровопролитные походы, однако же цели своей добились, водрузили крест над могилой Иисуса, Господа нашего, и над землями, по коим ступали ноги Его, над коими разносились Его проповеди. Долго длились те годы, да не вечно. Видать, прогневали чем-то воины христовы Всевышнего, отвернул он взгляд свой от воинов-крестоносцев, и стали они от сарацин нести поражение за поражением, пока и не были сброшены в тамошнее море. Стали они, несчастные, скитальцами бездомными, ибо в родных местах о них успели все позабыть, а Иерусалим, ставший их новым домом, сделался для них отныне чужим…

Князь Друцкий вдруг закашлялся, промочил горло глотком вина и продолжил:

— Долго ли, коротко ли скитались храбрые крестоносцы по свету, но пришли они в один из дней ко двору христианнейшего правителя нашего, великого князя владимирского Всеволода Большое Гнездо. Поклонились они князю, посетовали на судьбу свою горькую и принесли верную клятву служить Всеволоду и детям его до скончания веков, коли даст им великий князь хоть малый угол, где они смогут преклонить головы, расседлать коней и поставить церкви для вознесения молитв. Пожалел их русский князь и отвел для пропитания самые дальние от Киев-града земли, на стороне северной, у западного порубежья. Дабы здесь они жили в покое, но и службу обещанную несли, Русь от набегов литовских и польских оберегая. Ну, и оброк, как положено, в казну княжескую с удела платили. Много с тех пор утекло веков. Почитай, ужо пять столетий прошло, словно один день. Когда кавалеры-крестоносцы службу несли честно, когда забывали, иной раз и на господ своих, князей русских, меч поднимали — всякое случалось. Но вот чего они никогда не любили, так это серебро в казну княжескую возить. Киев далеко, времена смутные, князь с дружиной не доедет, да тиуна с мытарями за столько верст особо не пошлешь. Вот и ховали себе в сундуки дань-то положенную.

— Жулье, — хмыкнул Андрей. — Все они, крестоносцы, такие.