Неизвестно: Огненный ручей

— Души — уши…— вдруг задумчиво сказала девочка и прищурилась, словно что-то прикидывала в уме.

— Какие уши? — не понял Андрюша, но расспросить не успел: девочку кто-то окликнул, и она убежала к пас¬сажирам.

Поглядев ей вслед, Андрюша задумался; кто она такая? Откуда едет? Куда летит? Вот хорошо бы — они попали в один город и подружились! Может быть, эта девочка лучше, чем Галка. Андрюша много раз фотографировал Галку, да¬рил ей марки с красивыми цейлонскими пейзажами, два раза ходил с ней в кино на детский утренник и там угощал её клюквенной водой, но Галка даже не позвала его на день рождения, хотя Серёжку пригласила. А почему? Непонятно. Может быть, потому, что их во дворе дразнили: «Тили-тили-тесто — жених и невеста»?

К самолёту подошёл высокий, бравого вида человек в плоской, будто капитанской, фуражке с лакированным ко¬зырьком. Он снял с хвоста самолёта колодки, погрозил ми¬ролюбиво Андрюше пальцем — дескать, не крутись тут — и полез в машину.

Началась посадка.

Самолёт был транспортный, без мягких кресел. Пасса¬жиры рассаживались на алюминиевых с выемками ска¬мейках. Они тянулись по обеим сторонам борта. В конце кабины лежали чемоданы и какие-то тюки с голубыми эти¬кетками.

Андрюша уселся с отцом у пожелтевшего глухого око¬шечка. Девочка в коричневом платье сидела напротив и, видимо, тоже с отцом. Глаза у неё стали серьёзными и даже насторожёнными. Она держала отца за руку, а он, усатый, широкоплечий, в вышитой косоворотке и с широким шра¬мом на лице, сипловатым голосом говорил:

— Ну, не бойся! Чего трусишь? Смотри, как этот па¬рень сидит.

— А он говорил, что он уже летал, а я ещё не летала!

— Ты уже с ним познакомилась?

— Мы просто разговорились…— Девочка изредка бро¬сала на Андрюшу взгляды, но он делал вид, что не заме¬чает их.

— А как его зовут?

— Не знаю.

— Что же ты его не спросила? Обычно везде свой носик суёшь, а тут сплоховала…

Отец девочки улыбнулся. Андрюша чувствовал, что он разговаривал с ней специально, чтобы ей не было боязно перед полётом. Ему было приятно, что на него указывают как на храброго, и он, беспечно поглядывая кругом, даже тихонько засвистел: «Потому, потому что мы пилоты…»

С самого утра Семён Петрович был задумчив, мало раз¬говаривал. Андрюша чувствовал, что он думает о своей но¬вой работе. Сегодня ночью он говорил с министром по те¬лефону. Министр, видно, что-то объяснял, потому что папа всё время отвечал: «Понятно», «Задача ясная» или «Сдела¬ем», а потом, после звонка, ещё долго не ложился спать, всё ходил по комнате.

Семён Петрович сидел в самолёте в своём полувоенном костюме, положив ногу на ногу, и смотрел перед собой. Его светло-каштановые курчавые волосы были откинуты назад, тонкие губы плотно сжаты.

Услыхав свист, Семён Петрович повернул голову и стро¬го сказал:

— А ну-ка прекрати!

Андрюша не обиделся на отца. Кто, как не отец, выучил его свистеть! Он даже показывал, как свистеть в один па¬лец, и в два, и по-кондукторски, и с переливами. Однажды дома поднялся такой свист — Андрюша учился, а отец по¬казывал,— что в квартиру прибежал домоуправ. Мама сер¬дилась: «Чему ребёнка учишь?»—а отец смеялся.

И вообще он был весёлый, разные случаи из жизни лю¬бил рассказывать, а если сегодня такой, то…

Взревели моторы, сначала один, потом другой, и сразу заложило уши. Самолёт задрожал как в лихорадке.

Пассажиры начали зябко поёживаться, хотя машина ещё стояла на месте. Девочка закрыла глаза и глубоко вздохнула.

— Ну, попутного ветра…— натянуто улыбнулся соседям отец девочки и дёрнул себя за усы.

— Сейчас полетим,— ободряюще сказал Семён Петро¬вич, обнимая Андрюшу.— Через четыре часа будем там. Ты скажи, если холодно станет.

У Андрюши часто-часто и гулко застучало сердце, и ноги почему-то стали слабыми. «Трясучка какая-то! — поду¬мал он.— А на поезде бы, наверное, лучше было…»

Самолёт незаметно тронулся и побежал, побежал… Вот уже нельзя различить стоящие в ряду на зелёном аэродро¬ме маленькие самолёты. Вот — чирк! чирк! — колёса два раза коснулись земли, и тряски уже нет.

Пассажиры как-то прижались друг к другу и стали вро¬де бы родственниками.

В кабине было уже уютнее, а выступающие алюминие¬вые рёбра не казались такими грубыми и некрасивыми. На¬оборот, было приятно глядеть на них — на толстые и крепкие.

«Ну, теперь уж папа не высадит меня! — радостно по¬думал Андрюша.— Как прилечу — сразу на Днепр! А ка¬кая красота в воздухе!»