- Ну? - Спросил профессор.
- Не жилец, - коротко ответил совершенно опустошенный Реутов.
- Тем не менее, вы живы, если, конечно это были вы.
- Я. - Реутов чувствовал себя опустошенным, усталым, как после тяжелого боя.
- А где, простите, шрам на лбу? - Спросил Стеймацкий.
- Нету, - согласился Реутов с очевидным. - Но все остальные шрамы на месте. Хотите посмотреть?
- На слово поверю, - махнул рукой старик. - И на спине? Я имею в виду, на позвоночнике тоже?
- Да.
- Чудны дела твои, господи! - Старик взял у Реутова еще одну папиросу, но так и не закурил. - Вы не то, что ходить, вы, уж извините, Вадим Борисович, за такие подробности, даже ходить под себя с такими увечьями не должны. Это если не брать в расчет череп, легкие, печень ...
- Но я жив, - возразил Вадим, понимая, как глупо все это звучит.
- Вижу, - хмуро ответил Стеймацкий, как будто был недоволен этим фактом.
- Как это может быть? - Спросил Реутов, понимая, впрочем, что если не знает ответа он сам, то вряд ли получит его от старого профессора. - У вас есть какое-нибудь предположение?
- Нету у меня никаких предположений! - Старик так разволновался, что даже треснул ладонью по столешнице. - Это нонсенс! Такого не может быть, потому что не может быть никогда!
- Ну, извините.
А что еще он мог сказать?
- Не обижайтесь! - Буркнул старик. - Это я не на вас. Так вы точно знаете, что это были вы?
- У меня есть свидетели, - кисло, усмехнувшись, объяснил Вадим. - Тот офицер, который отправил меня на геликоптере в тыл. Он присутствовал при ранении. И полковник Шуг, он теперь генерал, тоже подтверждает. Сам я, как вы понимаете, ничего не помню. Но из госпиталя я вышел только в 1963 году ...
- Понимаете ... Да, нет, вы-то как раз понимаете. - Стеймацкий, наконец, вспомнил о папиросе, которую все еще крутил в пальцах, и посмотрел на Реутова.
- Да, да, сейчас, - Вадим достал зажигалку и дал старику прикурить.
- Мы и сейчас такого делать не умеем, - сказал Стеймацкий, выпуская дым. - А уж тогда ... Но, допустим! Допустим, рана в голову была без поражения мозга ... Но не сидит же у вас там пуля до сих пор? Или сидит? Надо бы сделать томографию ... С другой стороны, шрам. Регенерация тканей? Какой-то феномен? Но почему, тогда только на голове?
Он помолчал, о чем-то размышляя, потом снова посмотрел на Реутова.
- Я после войны, - сказал он. - Попробовал выяснить, что за человек был тот штатский, что приезжал с генералом Уваровым. Ничего определенного, разумеется, узнать мне не удалось. Но в Главсанначупре мне назвали одну фамилию. Людов. И звали этого Людова, вроде бы, как раз Петром Григорьевичем. Может быть, это он? Людов был из 3-го Главного Управления Императорской Канцелярии, и занимался там чем-то, связанным с медициной, поэтому и контактировал с военными медиками. И еще одно ... - Стеймацкий поморщился, как будто разговор на эту тему был ему крайне неприятен. - В сороковых годах, в Пскове, у 3-го управления был институт медико-биологических исследований. Называли его почему-то "Шарашкой", и был он страшно секретный, но слухи о том, что там творилось, ходили самые невероятные. Начальствовал над институтом генерал-майор Духов, но, на самом деле, главным там являлся не он, а некто Нестеров. Фамилия, скорее всего, вымышленная, поскольку называли его профессором, но о профессоре Нестерове никто в медицинских кругах никогда не слышал. Вот, собственно, и все, что приходит мне в голову. Может быть, ерунда, а, может быть, и нет. И вот еще что, - старый профессор тщательно затушил папиросу в пепельнице и поднял взгляд на Реутова. - В Петрове живет мой старый знакомый, Пауль Леонардович Эккерт. Приходилось слышать это имя?
- Это тот Эккерт, который написал учебник латинского языка для медицинских факультетов? - Спросил Реутов, лихорадочно пытавшийся сейчас переварить сказанное Стеймацким.
- Тот самый, - кивнул старик. - Но он не латинист, на самом деле, а историк науки.
И тут Вадим вспомнил, что видел - и не однократно - статьи Эккерта в "Вестнике естественных наук", в "Следопыте" и других журналах, хотя сам их, вроде бы, никогда не читал.
- Вот к нему я бы вам и рекомендовал обратиться, - продолжил между тем свою мысль Стеймацкий. - Если кто-то и сможет вам что-нибудь рассказать про "Шарашку" и прочие связанные с медициной истории, так только он.
6.
Реутов вышел из дома профессора в состоянии легкой прострации, вызванной двойственностью ощущений от состоявшегося там разговора. С одной стороны, как это ни странно, учитывая возраст собеседника, визит к Стеймацкому оказался совсем не бесполезен. Старик пребывал, что называется, в здравом уме и твердой памяти. И как бы не оценивать то, что рассказал ему Николай Евграфович, слова его однозначно подтверждали то, что Вадим успел узнать о своей несостоявшейся на самом деле смерти. Однако, с другой стороны, конец разговора со всей определенностью уводил Реутова туда, куда он идти вовсе не желал. И дело было даже не в грязных тайнах прошлого царствования, копаться в которых Вадим, как человек интеллигентный, не желал из вполне понятной брезгливости. Дело было в другом. В том, что гипотеза - если, конечно, предположение, сделанное Стеймацким, вообще можно было назвать гипотезой - прямиком вела в такое болото антинаучных и, следовательно, противных самому духу науки, "теорий", а, попросту говоря, околонаучных мифов, что Вадиму даже думать об этом было противно. Но и не думать об этом он не мог тоже.
Читать дальше