Полина нравилась Вадиму, как женщина. Пожалуй, даже больше, чем просто нравилась. Однако, во-первых, Реутов никогда не ухаживал за своими студентками, а, во-вторых, девушка ему в дочери годилась, так что все варианты развития отношений, кроме, разумеется, чисто деловых - даже если допустить, что такой красивой девушке, как Полина, мог понравиться такой старый валенок, как Реутов - совершенно исключались. И Вадим это прекрасно понимал и достаточно эффективно боролся с "бесом любострастия", о котором так живо рассказывал ему в юности дед Эфраим, однако в присутствии Полины все его благие намерения куда-то пропадали. Положение, таким образом, было совершенно нетерпимое, и буквально выводило Реутова из себя. Но и выгнать ее он не мог, и потому, что неудобно было, и потому что - что уж тут! -не видеть ее долго не мог тоже. Поэтому, что бы не выдать ненароком своего истинного настроения, Реутов обычно был с Полиной сух до полного обезличивания отношений, но сейчас он находился в таком неустойчивом состоянии, что удерживать избранную им - как он полагал раз и навсегда - линию поведения он просто не мог.
"Барышня, - констатировал он с тоскливой объективностью, имея в виду под "барышней" отнюдь не Полину. - Находится в расстроенных чувствах".
10.
- Добрый день, Вадим Борисович, - сказала Полина, входя в помещение лаборатории. - Я вам не помешала?
"Помешала, - обреченно "ответил" ей Реутов. - Но ведь я тебе этого сказать не могу, не так ли?"
- Здравствуйте, Полина, - сухо поздоровался он. - Проходите, пожалуйста. Вы мне ничуть не помешали.
- Тогда, если можно, - Полина решительно подошла к столу, у которого устроился Реутов, и, не дожидаясь приглашения, села на свободный стул. - Я хотела бы с вами поговорить.
- Только, если не долго, - Вадим загасил папиросу и приготовился стоически перенести еще и это, которое уже за день, испытание. - Я, видите ли, несколько ограничен во времени. Дела, знаете ли ...
- Я вас не задержу, - поспешила успокоить его Полина. - Я, собственно, хотела ... То есть, если это возможно ... - и куда только девалась вдруг вся ее уверенность? - У нас, видите ли, в мае начинается практика ... Вадим Борисович, вы ведь тоже клиницист ... Я подумала ...
Честно говоря, если бы голова Реутова не была занята другим, он бы понял Полину быстрее. А так, девушке пришлось едва ли не целую минуту мучаться, пытаясь сформулировать свою, в общем-то, вполне приемлемую "в других обстоятельствах" просьбу. Но таково уж было сейчас его состояние. А когда он все-таки "дошел", то первой реакцией Вадима была паническая мысль, "Только не это!", а второй - удививший его самого вопрос, "А почему, собственно, нет?"
Он как раз хотел объяснить ей, что лаборатория, на самом деле, клиническим подразделением является чисто формально, в силу старых бюрократических правил, не позволивших в свое время - три года назад - назвать вещи своими именами, и сразу учредить ее, как научно-исследовательскую группу, но посмотрел - так уж вышло - ей в глаза и, потеряв одну уже готовую к озвучанию мысль, набрел на другую, поразившую его самого необыкновенной простотой.
"А ведь, если она уйдет, я ее больше не увижу".
И эта, первая за все время их знакомства нормальная мысль, так неожиданно пришедшая теперь в голову, резко изменила течение его мыслей и весь дальнейший ход разговора.
"А, в самом деле?" - спросил он себя, пытаясь одновременно понять, что мешало ему задать себе этот вопрос месяц или два назад.
- Да, не волнуйтесь вы так, - сказал он вслух, все еще ковыряясь в запутанном клубке своих противоречивых ощущений. - Хотите проходить практику у нас, так и будете. Какие проблемы?
"Никаких", - сам же себе ответил Реутов, так как никакой проблемы, и в самом деле, не существовало. И формально, и с точки зрения прецедентов, никаких трудностей здесь не предвиделось, а если таковые и были, то все они касались исключительно его собственных "психических хворей".
- Ой, - совершенно опешила Полина. - А я думала ...
Ну, что она думала, догадаться было не сложно. А вот о чем думал сейчас Вадим, было, и впрямь, чем-то совершенно невероятным. Во всяком случае, с его собственной точки зрения, казавшейся, еще пять минут назад, неизменной, как закон природы. Собственно, этим резким изменением своей позиции, Реутов и был обязан следующему своему вопросу, которого - видит бог - в нормальном состоянии никогда бы не задал.
- Полина, - спросил он совершенно неожиданно для самого себя. - Извините за нескромный вопрос. Сколько вам лет?
Читать дальше