MAKC MAX - Взгляд василиска

- Ты их ...

- А иначе бы, они нас, - ответил Вадим, вставляя, слова в паузы между поцелуями, которыми покрывал ставшее вдруг мокрым от слез лицо Полины. - Это война, девочка, а на войне, как на войне.

Он оторвался от Полины, хотя, видит бог, делать этого ему совершенно не хотелось, мельком взглянул на "ломщика", сидевшего, съежившись, в кресле в дальнем конце комнаты - руки парня тоже, видимо, для порядка, были скованы - и шагнул к корчащемуся на полу мужчине в мундире жандармского ротмистра. Пуля попала жандарму в живот, но человек, как ни странно, был в сознании. Он даже пытался бороться, но, как ни старался, дотянуться до отброшенного ногой Вадима табельного "еремеева" не мог.

- Больно? - Спросил Реутов, нагибаясь над раненым.

- Тебя повесят, - процедил ротмистр сквозь прокушенные губы. В глазах его плавилась боль, но держался он, надо отдать должное, молодцом.

- Возможно, - кивнул Реутов. - Но если я сейчас раскрою тебе череп, тебе, друг, будет уже все равно, повесят меня или, скажем, четвертуют.

Как оказалось, даже боль не помешала жандарму оценить слова Вадима по достоинству. Ему предоставлялся шанс дожить до госпиталя, а значит, и выжить, и он решил этим шансом не пренебрегать.

- Чего хочешь? - Прохрипел он.

- Прежде всего, ключи от наручников, усмехнулся Вадим.

- В ... Ах ты ж! В кармане, - сразу же ответил жандарм.

- Молодец, - похвалил ротмистра Вадим и начал охлопывать его карманы в поисках ключей. - А теперь коротко и по существу. Кто приказал и почему? Мы же с ней, - кивнул он на Полину. - Не в розыске, и обвинений никаких ...

Он нашел ключи, разогнулся и начал отмыкать Полинины наручники, что без навыка сделать оказалось совсем не просто.

"Давида бы сюда ... "

- Ну! - Напомнил он раненому жандарму о заданных вопросах.

- Ротмистр ... Кабаров ... - Выдохнул жандарм.

"Кабаров ..."

- И что ему от меня нужно? - Вадим все-таки одолел чертовы наручники и, освободив Полину, снова повернулся к раненому.

- Не ... не знаю.

- Что значит, не знаешь? - Удивился Реутов. - Он что, своих приказов не объясняет? А если он тебе застрелиться велит?

- Не об ... Ох!

- Значит, не объясняет, - закончил за него Илья. - А почему?

- Потому что ... Обязан я ... ему.

Прозвучало это несколько странно, но, кажется, Реутов идею уже ухватил.

- А полицейские? - Спросил он. - Полицейские обязаны тебе?

- Да ...

- Чем?

- Наркотики, - коротко ответил ротмистр, явно с трудом уже удерживаясь в сознании.

- Молодец, - кивнул Вадим. - Заслужил жизнь. Последний вопрос и все. Как вы эту квартиру нашли?

- Мы ... Мы следим за всеми ... за всеми, чьи телефоны ... были в ее записной ... А этот ... Он полез в сервер университета ...

- Ну, и что? - Удивился Реутов. - Что в этом такого?

- Не ... знаю. Кабаров ... он сказал ... следить за университетом и ... там еще семь ... ад ...

- Назови!

Но жандарм уже потерял сознание, да и им, если честно, задерживаться в разгромленной квартире не стоило. Реутов с сожалением посмотрел на так не вовремя отключившегося жандарма, но делать было нечего. Он быстро собрал оружие, Полина вытащила из хозяйского терминала дискет с записями, и они пошли к выходу.

- Звони в полицию, парень, - сказал Водим "ломщику" на прощание.

- И раненых перевяжи, - добавил он, закрывая за собой дверь.

По ту сторону Стикса

... и око мое смотрит на врагов моих, и уши мои слышат о восстающих на меня злодеях . Пс. 91-13

Кто скажет льву (зверю), что его пасть зловонна?

Хазарская поговорка

Если мы проиграем эту войну, я начну другую - под фамилией моей жены .

М. Даян

Глава 9. Охотники в ночи

Говорят, что римский софист, писавший по-гречески, Клавдий Элиан человека, который опасен даже на расстоянии, неизменно сравнивал с василиском.

Петров, Русский каганат, 27-28 сентября 1991 года.

1.

Как легко, оказывается, превратиться из уважаемого законопослушного гражданина в убийцу-нелегала, человека, с необыкновенной легкостью нажимающего на спусковой крючок.

"Легко, с легкостью ..."

Слишком быстро, слишком просто, слишком жестоко.

"Но ведь это война, - напомнил он себе, наблюдая, как медленно закипает вода в кофейнике. - А на войне ... как на войне".

И Реутов вспомнил 11 мая 1958 года, свою первую настоящую войну, в которую вошел на рассвете того воскресного дня офицером мирного времени из вчерашних студентов и с которой, как теперь выяснялось, так никогда и не вернулся. День был солнечный, а после полудня стало и вовсе жарко. Совсем по-летнему. И небо голубое над головой... Но тогда ему было не до погоды. Принципиально важным являлось только то, что все время хотелось пить, а на убийство германского гренадера, которого он зарезал в рукопашной, Реутов даже внимания не обратил. Вспомнил об этом ночью. Вспомнил и пережил минутный приступ тошноты от внезапно всплывшего перед глазами необычайно яркого и богатого на мало аппетитные подробности образа. А сразу затем накатил ужас. И вот что важно. Корчило его тогда уже не от содеянного - куда там! - а от мысли, что точно так же могло случиться сегодня и с ним самим, и, наверняка, случится завтра, потому что это война. Однако уже в следующее мгновение Реутов спал. Усталость оказалась сильнее омерзения и страха. А потом ... Потом он втянулся, привык ... Война ...