Феликс Максимов - Духов день

Первыми ягодами торговали ситцевые платки на углу.

Перебрехивались бабы.

Бежали за колесами собаки и босые девочки-сахарницы с лотками леденцов и самоваренных тянучек с прилипшей соломой.

- Хочешь кочетка на палочке? - спросил старший брат, мокрый рот промакнул кружевной манжетой.

- Нет - ответил Кавалер.

- Хочешь, велю коней стегнуть шибче, поскачем с трезвоном, собаку что ли колесом задавим, кровь будет, весело!

- Нет - ответил Кавалер.

- Хочешь, в храм зайдем, помолимся, вынутых просфор вкусим, свечу затеплим? Отцовой могиле поклонимся?

- Нет - ответил Кавалер.

- Куда же ехать прикажешь?

- В Царицыно свези меня, братуша. Там дома стоят, трубы дымят, пчелы гудят, к обедне звонят в хлебной церкви. Так хорошо там, что и не сказать русским словом. Хвоя в костре горит, искры летят, там вечер живет, медное солнце за ельник валится, красные сапоги истоптало по моей голове.

- Это в какой же церкве звонят? Я все приходы в Царицыном селе по именам знаю. Два храма на свои деньги строил, - не поверил старший брат младшему.

- Все храмы знаешь, а такой не знаешь... Там горбун служит, крапивой народ кропит и все прихожане честные карлы и Богородица у пруда стоит босая, Нерушимый Цвет. На свечном дворе гречишным медом пахнет, старики несут просфоры на чистых липовых досках.

- Горазд ты врать, братец, - усмехнулся старший брат и кучера в спину толкнул каблуком. - Матери врешь, мне врешь, а пуще врешь себе самому. Страшный мальчик, напуганный.

- Кем напуганный? - спросил Кавалер.

- Собой напуганный. Оттого и страшный. Но, что греха таить, ладно врешь, заслушаться можно. - ответил брат.

Тряско ехали гарями, катили буреломами, раздвигали низкие орешники над дорогой.

Поили коней у источника, старший брат купил мерку землянику в лубяном плетении, ел смачно.

Кавалер ерзал на сидении, шею тянул - скоро ли? Поспеем?

- Опоздаем! Карлы лягут спать. Окна погасят. Стражу выставят.

- Отрыщь - как охотничьей собаке, грозил старший брат. - Дома не уйдут, храмы не попятятся. Доедем.

Кавалер так хотел показать ему осоки, мосты, пасеки, гнезда журавлиные, те близкие к сердцу, тайные края, где недавно счастлив и скорбен был.

Кони смеялись, показывали зубы, стоя по колено в стремнине ручья.

Белой кипенью завивался вкруг колен черемуховый поток. Темнели воды, уходя в ивняки.

Падали по камням в никуда легкие буруны.

Вечер наотмашь рассыпал червонцы в корабельных красных соснах, перебрал глинистые тракты, низины туманом тронул.Захолодало под холмами.

Строптиво - шаг-в шаг-шаг-в шаг ступали беговые кони. Играли сбруей.

Вот и малая деревня показалась.

Псы молчали. Трубы холодны и пусты.

Игрушечные домики потянулись в полутьме. Плеснула в запруде рыба.

- Где же твои карлы? - спросил брат. - Дома стоят потешные и задней стены нет. Для смеху поставили. Декорации.

- Сейчас! Ты увидишь. - ответил Кавалер.

Ничего не увидел старший брат.

Только в самом большом из малых домов на дощатом столе скучали плошки с прокислым хлебовом, когда заглянули приезжие в пустые окна - метнулась со стола лиса, ушла огнем в лаз.

Во всех домах карличьей деревни скарб не тронут был - еловые кровати, иконы в передних углах, пестрядинные наволоки, прачечные вальки, корыта, горшки в печи, тюфяки на скамьях, завески ситцевые на окнах, нераспиленное бревно на козлах во дворе.

Сорвались обитатели и поднялись в круглое небо, в чем были - кто в солдатском исподнем белье, кто в праздничном кафтане.

Кавалер хромал по дворам, посудные черепки звенели под ногами.

Кликал по именам:

- Прохор! Митя маленький! Тетка Наталка! Катя... Онисим! Ксения Петрова! Выходите... Гости с Москвы приехали!

Опустели царицинские берега, псиной несло из оврагов, южные птицы разлетелись и умерли, лечебные травы пожгло пожарной засухой на косогорах - черный пал течет за городои, дымно томится земля.

От востока до запада, от севера до юга, от реки до моря, на путях и перепутьях, выросла трава с муравой; на крыльце сером сидят тоска со кручиной, едят из кулака хлеб без муки. Соль с ладони лижут желтыми языками, которыми не говорят.

Все дома слепо пялились на закат, в проемах сняты с петель двери.

У кого богатые двери, с четвертками стекла, у кого - горбыль на честное слово сколоченный.

Дышали открытые дома, скрипели, доживали. Бузина в окно сторожки колотилась на ветру. Без отклика.

Заходи, кто желает, не заперто, бери, что угодно душе - ситцевый лоскут и плесень, сушеные яблоки и червивые низки грибов, мяклые луковицы с перьями в плошках на подоконниках, прялки с птицами и цветами, старописные псалтыри, посадские лошадки-каталки, стоптанные башмаки и остриженные женские косы кучей в огороде.