Феликс Максимов - Игра

Иоганн солировал:

- А когда я прибыл в тюрьму с бумагами от Святейшего престола, ваш подчиненный спросил меня: А ты хто такой?”. После чего вытолкал меня в шею и разило от него винищем!

- Ваши претензии мне удивительны… - командор вытянулся во фрунт, оправил плащ и стал загадочен.

- А почему арестованная не была подвергнута ордалии, сиречь Божьему суду посредством каленого железа и кипятка?

- А ордалия в Глазго запрещена! Ваши претензии мне удивительны.

- Да! - завизжал Иоганн - уж не вы ли ее отменили! Самоуправство! Я буду жаловаться в курию! Я буду жаловаться Понтифику! Я вообще буду жаловаться!

Тут второй храмовник, Бобрик, с утра не похмелившийся, очнулся, потер шею и разразился было грустной речью. Начало ее было меланхолично и романтично, как первая строфа романса. И увертюра сия была такова:

- Я вас сношал…

Иоганн не дослушал речи и триумфально заверещал:

- Па - пр - ра - шу занести в протокол!

- В какой форме? - вежливо переспросил Луис, грызя перышко.

Монахи заржали, палач забыл ведьму на дыбе.

Завязался тягостный спор, в какой же все - таки форме Бобрик сношал Иоганна.

Стоит ли поставить многоточие, либо заменить грубое выражение “сношал” на медицинское: “производил коитус”.

Дальнейшее напоминало иллюстрации к полному собранию сочинений по демонологии.

Кого-то выводили, кому-то из святых отцов поминали сожительство с двумя конкубинами одновременно, как будто содержать одну девку - меньший грех.

Тут состоялся триумф старонемецкого склочника, он переписал всех присутствующих в свидетели, обозвал Бобрика язычником и ерисиарствующим в ереси ересиархом, командору обещал довести дело до суда над обнаглевшим Орденом.

- У вас не ангел с крестом, а черт с пестом! Как народ говорит, между прочим - крещеный мир! - не к месту гремел Иоганн.

- А вы меня не мучайте фольклором! - отбивался командор.

- Раньше ездили по двое на одной лошади, а теперь одним задом о двуконь!

- Ваши претензии меня удивляют. Позвольте…

- Позвольте вам не позволить!

Под шумок Весопляс подкрался и ослабил ремни дыбы, ведьма вздохнула, она почти без памяти, бредила.

Разобрав ее слова, Весопляс, понял, что она не цыганского рода - Ведьма бредила на языке страны Ок.

Тихонько повторяла некую странную фразу, показавшуюся мне немного напыщенной:

- …А в ясную погоду Монсальват видно на небесах.

Истории о южно-французских войнах я слышал в детстве, но вот любопытно, откуда Весопляс, уроженец графства Малегрин, жалкий сызмальства бродяга, мог знать наречие Лангедока.

Я спросил его. Весопляс медлил, обнаженный против огня, обтирался насухо шерстяным покрывалом. Придумав, солгал:

- Когда я был маленьким, родители возили меня на ярмарку в Суассон. И там я запомнил слова песни на языке Ок. Ну так вот, суд так и закончился пустяками, тамплиеры ушли из зала, ведьма и ее дочери были водворены обратно в тюрьму, разбирательство затянулось на неопределенный срок и обвиняемые должны были томиться в остроге, возможно, еще месяц. А Иоганн…

- Да, кстати, почему ты вернулся один?

Весопляс нежно улыбнулся мне:

- Простите, я совсем забыл. После того, как Иоганн и я покинули Судебную Палату, Бобрик и Командор подошли к нам у ворот Мясного рынка и предложили выпить в “Поверженном Мавре”. Они, видите ли, опомнились и желали примириться. Иоганн согласился, я же сказался нездоровым, свернул в переулок, а потом пошел за ними украдкой. Они и вправду пили вместе, а потом Командор повел Иоганна в рощу на крепостном валу, немец уже писал ногами кренделя. Я внятно слышал каждое слово. У грота Командор предложил Иоганну некоего питья из собственной фляги - он назвал его “Бальзамом Соломоновым для успокоения сердца”. Демонолог принял.

- Только не говори мне…

Весопляс рассеянно посмотрел в сторону, процедил сквозь вежливую улыбку:

- Ноги у него отнялись, видимо сразу, лицо почернело и раздулось, началась рвота, но четверть часа он еще жил и ползал. Бобрик раздел труп догола, потом они затолкали его в грот, а тряпье унесли с собой. Они говорили между собой, что хорошо было бы изловить меня и заколоть, как свидетеля, я мол, могу поднять шум, если демонолог не вернется. Нет, не пугайтесь, на вас подозрение не падет. Я ушел незамеченным.

- Но тебя могут убить, - я обнял его за плечи - Мы уедем из Глазго, единственно, отпишем в курию о гибели Швердтляйна, пусть разбираются.

- Воля ваша, Князь. К тому же и Ноэми покидает Глазго, чтобы посмотреть на казнь этого шотландца.