Пьер Адо: Плотин, или простота взгляда

Но зачем суждено было, что мы имели тело, и зачем нужно теперь с ним расставаться? Зачем существует материальный мир с его муками и борьбой, терзающими человека? Где корень зла?

Плотин упорно размышляет над этими вопросами, но не дает в своих последних сочинениях связного ответа.

Свои мудрые максимы и поучительные мысли, возвышающие его борющуюся со страданием душу, он черпает из прочитанного или из воспоминаний, из "Законов" Платона и трактатов стоиков о Провидении; они помогают ему взирать безмятежно па тот мир, и страшный и прекрасный, который он покидает.

Зло не инородное явление для вселенского порядка, так как оно происходит из этого порядка. Все вещи не могут принадлежать к первому ряду. Но чем более они удалены от Первоначала, которое есть абсолютное Благо, тем более они лишены Блага. А зло – не что иное, как отсутствие Блага.*

* Св.Амвросий повторит также это наставление Плотина в своей проповеди "De Isaac", VII 60: "Quid ergo est malilia nisi boni indigentia?" Эта доктрина будет иметь очень большое влияние на св.Августина, как хорошо показал П.Курсель (Р.Courcelle, "Recherches sur les Confessions de Suint Augustin", Paris, 1950, p. 124 et n. 4).

Принимать всемирный порядок – значит принимать наличие различных уровней Блага, то есть косвенным образом принимать наличие зла. Не следует критиковать мирской порядок, если имеются следствия, которые кажутся нам дурными:

"Мы подобны невежественным критикам, которые упрекают художника, что он не положил всюду красивых красок. Но он положил всюду те краски, какие были ему нужны. В городах с хорошим управлением жители не равны между собой. Это все равно что ругать театральную пьесу за то, что не все персонажи – герои и есть среди них слуга или грубый сквернослов. Уберите эти низшие роли! Пьеса не станет от этого прекраснее, потому что они нужны ей для полноты" (III 2, 11, 9).

Итак, следует согласиться с таким порядком вещей и законами вселенной, какие вытекают из Божественной мысли и в конечном счете из Блага. Добро и зло, награда и возмездие "в порядке вещей", который есть божественный порядок:

"Если есть безоружные, хорошо вооруженные их побивают. Не дело Бога сражаться вместо тех, кто не хочет драться. Закон таков, что на войне спасает храбрость, а не молитвы. Чтобы получить урожай, надо не молиться, а возделывать землю; и если пренебрегаешь своим здоровьем, будешь болеть. Не надо сердиться, если у дурных людей урожай богаче, оттого ли, что земля принадлежит им одним, или же потому, что они обрабатывают ее лучше... Если злые люди стоят у власти, то это из-за трусости их подданных: такова справедливость, и обратное было бы несправедливо. Да, Божественное Провидение не должно поступать так, чтобы мы превратились в ничто. Если бы Провидение было всем, если бы было только оно, ему нечего было бы делать, – что могло бы оно провидеть?" (III 2, 8, 35)

Если зло – в порядке вещей, для мудреца оно превращается в спасительное испытание. Эта мысль уже высказывалась в одном из первых сочинений Плотина:

"Знакомство со злом облегчает понимание добра для людей, чьи силы слишком слабы, чтобы ясно постичь зло, не встретившись с ним" (VI 8, 7, 15).

Это как если бы человек мог отличить добро от зла, только испытав и то и другое, как если бы он мог вкусить добро, только встретившись со злом. И в конце жизни Плотин пишет:

"Некоторые беды, например, бедность и болезнь, идут на пользу только тем, кто их испытывает. Но моральное зло приносит пользу всему свету. Прежде всего, оно позволяет проявиться Божественной справедливости. Кроме того, оно приносит и другую пользу. Оно заставляет людей сохранять бдительность. Оно будит наш ум и наш дух, чтобы мы могли противостоять распространению зла. Оно позволяет нам понять, как хороша добродетель по сравнению с бедами, которые есть удел дурных людей. Зло возникло не для этого. Но поскольку оно возникло, оно должно приносить пользу. Самая великая сила – умение извлекать пользу из самого зла" (III 2, 5, 15).

Поскольку зло в порядке вещей, поскольку оно – спасительное испытание, иногда для Плотина оно становится как бы спектаклем, который он смотрит с презрительным безразличием.

Людская суета становится в его глазах пляской марионеток, о которой уже говорил Платон ("Законы" VII 803-804):

"Всемирная жизнь в полноте своей создает совокупность вещей. В процессе жизни она производит различные формы вещей и неустанно создаст эти красивые, изящные игрушки – живые существа. Армии, противостоящие друг другу, где люди, – эти смертные существа! – наступая в прекрасном боевом порядке, как бы исполняя пирриху, показывают нам, что великие человеческие деяния – всего лишь игра... Да, все происходит как на подмостках театра. Убийства, трупы, захват и разграбление городов! Все это не более чем смена костюмов и сцен, стоны и жалобы актеров. Ибо в нашем мире во всех жизненных событиях участвует не находящаяся в нас душа, а лишь внешняя человеческая оболочка, которая плачет, горюет и жестикулирует, играя свою роль в этом театре со множеством сцен, – на земле. Вот каково поведение человека, который умеет жить только в низшем, внешнем мире; он не знает, что, даже проливая слезы и принимая их всерьез, он играет. Только серьезный человек может серьезно относиться к серьезным вещам. Остальные люди – не более, чем игралища судьбы. Они принимают всерьез свои игрушки, они, не умеющие быть серьезными и не знающие, что сами они – лишь игрушки. Если ты играл с ними и с тобой случилась беда, знай, что ты играл с детьми, – и сними свою маску! Если играет Сократ, играет только его внешняя оболочка!" (III 2, 15, 31).