Элиот Тайбер - Взятие Вудстока

Даже маме, слышавшей каждое слово этого разговора, впервые в жизни хватило ума не раскрывать рот. Я взглянул на папу и увидел его глаза. В них сияла гордость за сына, который заключал договор о том, что станет – это понимал даже папа – величайшим событием наших жизней.

– Хорошо, с этим покончено, – сказал Майк. Мы пожали друг другу руки. Я изо всех сил старался сохранять спокойный вид, однако испарина, покрывшая мой лоб, выдавала драму, которая разыгрывалась во мне. Я ощущал себя Золушкой, пусть и в мужском ее варианте, и до жути боялся, что Майк Ланг может в любую минуту обратиться в белую мышь, а вертолет, на котором он прилетел – в тыкву.

Майк попросил одного из своих помощников принести из его лимузина большой пакет для покупок. Помощник ушел и через пару минут вернулся с пакетом, который Майк вручил мне. Заглянув внутрь пакета, я увидел, что он наполнен аккуратными пачками денег.

– Возьми все, что причитается с нас за лето, Элли, мы предпочитаем платить вперед, – сказал Майк. – Да и еще. Ты не согласился бы поработать агентом фестиваля по связям с общественностью – с местным населением? Управлять нашими отношениями с жителями и властями города – ну и так далее? Мы были бы тебе очень благодарны. Еще пять тысяч за эту работу, идет?

Удача продолжает подваливать, подумал я.

– Да, Майк, конечно. Я могу заняться этим, – ответил я. Майк сунул руку в сумку и вытащил еще пять кусков.

Я был уже близок к обмороку, но каким-то образом сохранил еще ненадолго ясность сознания.

– Послушай, Майк, у меня есть одна важная для меня просьба. Ты не мог бы нанять мою труппу актеров, музыкантов и художников? Они отличные ребята.

– Нет проблем. Берем всех. Начать они могут хоть завтра. Пусть организуют импровизированные представления, помогают во время фестиваля музыкантам. Охеренно клево получится. Мы их нанимаем. Детали обсудим потом, – сказал Ланг.

– Отлично, я скажу им об этом, – ответил я. – Они будут в восторге.

Однако Майк еще не закончил.

– Да, хорошо, что вспомнил, Элли, – сказал он. – Я знаю, тебе нужно платить по закладной, поэтому давай поступим так: я объявлю через прессу, что на следующие две недели единственным нашим агентом по продаже билетов становится «Эль-Монако». Ты получишь все билеты и будешь продавать их, получая обычные комиссионные. Годится?

– Да, Майк, разумеется, – ответил я. Я уже пребывал в состоянии полного блаженства, и еще одна вишенка, выложенная им поверх торта, едва не повергла меня в окончательное онемение. Агент по продаже концертных билетов? Почему бы и нет? Разумеется, сдавая на уик-энды комнаты «нормальным» людям, геям и лесбиянкам и продавая им мои оладьи, я показал себя образцовым неудачником. Но какого черта!Я же могу попробовать продавать билеты?

Нечего и говорить о том, что я даже не понял, что именно получил в ту минуту от Майка. В следующие недели Майк Ланг и компания печатали в газетах трех штатов – Нью-Йорка, Коннектикута и Нью-Джерси – и передавали по радио объявления о том, что единственным пунктом продажи билетов на предстоящий фестиваль стала касса мотеля «Эль-Монако», каковой, собственно говоря, была наша контора. Наблюдая за тем, что в ней творилось, можно было подумать, что Майк объявил о продаже билетов в Рай – причем в один конец. За две недели мы заработали на одних только комиссионных тридцать пять тысяч. По нынешним меркам это примерный эквивалент четверти миллиона долларов. Ни я, ни мои родители в жизни таких денег не видели. Мы с папой то и дело разглядывали эти билеты так, точно в них крылось некое волшебство. Неужели они настоящие, дивились мы, или это все же некая разновидность «волшебных бобов»? Однако люди покупали их и покупали.

Первым, практически, делом мы с родителями оплатили закладную нашего мотеля. Для семейства, которое во все предыдущие четырнадцать лет запаздывало с ежемесячными выплатами, это стало воистину торжественным событием.

Тем временем, телефон мой звонил безостановочно. Психология бедняка заставила меня так и держаться за один-единственный номер – даром, что вудстокцы обзавелись для себя десятками таковых. В глубине моей души сидел страх перед тем, что затея их может в любую минуту провалиться и тогда они свернут шатры свои и разъедутся по домам – таким же непостижимым образом, каким у нас появились. Да, все может рухнуть, а после этого за мной придут санитары, и облачат меня в смирительную рубашку, и снова подвергнут шоковой терапии, которой жизнь потчевала меня столь многие годы. Впрочем, пока все продолжается, я могу позволить себе упиваться счастьем.