Андрей Колганов - Жернова истории - часть 1

— А пока, — подхватил Шацкин, — я займусь тем, чтобы статьи в газеты были написаны, и в редакциях с кем надо поговорю.

— Правильно мыслишь! — одобрительно хлопаю ладонью по столу.

— Жаль только, — добавляет Шацкин, — что у комсомола нет собственной всероссийской газеты…

Разговор на этом не окончился. Стали разбираться, кого именно из комвузов можно привлечь к организации краткосрочных курсов для участников хозрасчетных бригад, через какие газеты, через каких конкретно редакторов и журналистов продвигать статьи, кто из хозяйственного и партийного руководства может заинтересоваться этой идеей. Говорил больше Шацкин, поскольку в этих людях он ориентировался лучше меня. Нельзя сказать, что я не припас нескольких козырей для этой игры, но вот получится ли их разыграть, и какие именно – это зависело от решений, которые будут приниматься на самом верху.

В разговоре выяснилось, что Лазарь Шацкин избран делегатом на XIII съезд. Это меня обрадовало – имелась возможность из первых рук узнать о том, как теперь сложится расстановка сил в партийной верхушке. Ведь какие-то изменения мне уже удалось вызвать: Троцкий отошел в тень, а Зиновьев с Каменевым, как и Сталин, должны были получить от меня горячую информацию, которая хотя бы как-то сместит акценты при принятии решений. Да и письмо Ленина к съезду, к которому я заранее пытался привлечь внимание делегатов, может быть, сыграет несколько иную роль, чем в моей истории… Впрочем, чего зря гадать.

— Послушай, Лазарь, — обращаюсь к комсомольскому вожаку, — раз уж тебя избрали делегатом, не мог бы ты встретиться со мной сразу после съезда? От его решений немало зависит, и хотелось бы получить сведения как можно раньше и как можно полнее.

— Договорились, — коротко бросает он в ответ.

Все время нашего разговора Лида просидела в сторонке на стуле, не проронив ни слова. И лишь когда мы, подведя разговор к концу, утратили деловую сосредоточенность, и смогли немного отвлечься на происходящее вокруг, мы оба обратили внимание на Лиду. Я – с некоторым смущением, потому что толком не понимал, как мне вести себя с ней дальше, а Лазарь, не обремененный всякими душевными рефлексиями, запросто поинтересовался:

— Э, Лида, а как у вас в Комуниверситете ребята, не смогут помочь заводским комсомольцам с налаживанием хозрасчета?

— Найдем таких, раз надо, — тут же откликнулась она.

— Очень надо! — подтвердил Шацкин. — И, кстати, статейку ты написать сумеешь? О наших бригадах? Я тебя хоть завтра с одной такой бригадой могу познакомить, парни тебе материал дадут, а?

— Не писала я никогда, — пожала плечами Лагутина, — но среди наших студентов есть несколько, что и в газетах уже печатаются. У некоторых даже довольно бойко получается.

— Вот-вот, нам как раз такие и нужны, с задором! — оживился Лазарь. — Сведи меня с ними!

— Так приходи к нам, на Миусскую, я тебя прямо там и познакомлю, — предложила ему девушка.

— Лады! — и Шацкин хлопнул ладонью по колену.

Когда мы уже прощались в прихожей, Лида негромко заметила:

— Что-то вы, Виктор Валентинович, совсем меня позабыли. И не заходите почти…

— Дела, Лида, — пытаюсь оправдаться, хотя и не очень искренне, — совсем текучка заела. Но и ты ведь со мной повидаться не спешишь. В тире на Лубянке я тебя уже давненько не видел.

Она внимательно посмотрела на меня и ничего не ответила…

XIII съезд РКП (б) открылся 20 мая 1924 года – в точном соответствии с решением Пленума ЦК, о котором сообщила "Правда" третьего апреля сего года. Так, вот уже и пошли изменения по сравнению с известной мне историей: решение Пленума ЦК было то же самое, но вот съезд в действительности открылся только 23 мая… Стоп-стоп! А откуда я помню эти даты? Голову могу дать на отсечение (впрочем, нет, лучше не надо, пусть она пока побудет на плечах…), что этих дат у меня в памяти не было! Ну, не силен я на даты! Опять неведомый подсказчик вмешивается? Или при переносе мне просто память так активизировали, что всплывает любая информация, которую я когда-либо лишь пробежал глазами? Не знаю. Да и не узнаю, наверное… Так что – плюнуть и растереть.

Тем более что память работала как-то избирательно. Читая по газетным отчетам речь Зиновьева, выступавшего перед съездом с политотчетом ЦК, я вспоминал известный в моем времени вариант лишь приблизительно (ну, очень приблизительно!), а потому и не смог во всех деталях оценить произошедшие изменения. Но кое-что все же уловил. Конечно, в связи с иным развитием дискуссии 1923 года речь почти не содержала упреков лично в адрес виднейших оппозиционеров. Яростные нападки Зиновьева вызывала лишь позиция непримиримых "левых" Смирнова и Сапронова, которые не переставали кричать о бюрократическом перерождении партии. Теперь главной мишенью критики вместо Троцкого, как было в моей истории, стали они. Однако оценка самой дискуссии и платформы оппозиции осталась примерно той же. Зиновьев, ссылаясь на единодушное мнение делегатов съезда, утверждал, что оппозиционеры были кругом неправы, "забыв" о том, что на районных конференциях оппозиционеры частенько получали около трети голосов – а кое-где и большинство.