Menshutin Andrey: Mars 88

марсианский пейзаж.

База была почти готова – модули жизнеобеспечения

опробованы и многократно проверены в работе

и теперь трудятся в автоматическом режиме, без

участия кого-нибудь из экипажа.

На Марсе было что-то похожее на земное лето, и в долине Маринера днем доходило до почти + 200

С. Образцы самых заманчивых камней и грунта с

поверхности планеты были уже собраны и упакованы

в герметичные контейнеры с надежной биологической

защитой.

За пару дней смонтировали передвижную буровую

установку и в радиусе километра от ракеты за неделю

пробурили несколько скважин глубиной до тридцати

метров. Для настоящих геологов или шахтеров здесь

была бы такая свобода и простор…

Часть образцов свозили в жилой модуль в пещере, Марине, для предварительных исследований.

Большую часть грузили в самый защищенный на

«МС – 88» отсек, специально предусмотренный для

образцов уже не такого загадочного Марса.

61

Они работали, а можно сказать, уже и жили всего

лишь вчетвером на большой и пустой планете. Только

нельзя было сходить на рыбалку или в лес за грибами, а девчонкам очень хотелось позагорать и искупаться

в море или хотя бы в самой крошечной и мелкой

речушке.

Как-то Андрей предложил немного раскрасить

унылый пейзаж:

– Братцы Марсиане! А давайте нашими марсоходами

на грунте какое-нибудь неприличное слово напишем?

Да так, чтоб с Земли было видно или с какого

орбитального телескопа?

Представляете?! Приходит в NASA партия

очередных снимков в несколько тысяч, начинают

их там анализировать, изучать, и вдруг на одном из

них: «FUCK you, NASA»! Исследователя кондрашка, наверное, сразу хватит! Ну, или чуть позже.

Cветка засмеялась:

– Да, Андрей, ты не только космический маньяк, но

еще и космический хулиган!

Закончив смеяться, Сергей сказал:

– Нет! Того, кто этот «фак» заметит, скорее всего

уволят. Пойдет он с докладом к начальству, а они

подумают, что это он над ними издевается! Вроде сам

написал и вставил в снимок!

Так и работали, жили и веселились – одни на

молчаливой планете.

62

-12-

Программа, предусмотренная проектом «МС – 88», плавно подходила к своему завершению – вернее, оставалось лишь одно: «просто» и долго возвращаться

на Землю.

Участок Марса у застоявшегося на нем космического

корабля и входа в лавовую трубку, где и разбили базу, стал до боли знакомым, но все равно не родным и

даже не близким. Единственное место, где хотелось

находиться подольше, был сам лавовый тоннель.

Причем не рядом с базой – чем дальше от неё уходила

пара исследователей, тем становилось спокойнее и

умиротвореннее на душе. Как будто его многометровые

стены защищали не только от пронизывающих Марс

излучений и пыльных бурь, но и еще от чего-то более

сильного и беспощадного – от самого времени?

Света и Марина тоже любили иногда побродить по

нему недалеко от базы и однажды попросили ребят

провести их подальше, туда, куда еще не доходили и

сами Сергей с Андреем.

Тоннель немного напоминал земные лавовые

трубки на Гавайях. Только там это действительно

были трубки, а здесь – огромный тоннель шириной

по сто, а иногда и вообще непонятно сколько метров.

Иногда он сжимался в десятки раз и становился почти

тоннелем в метро, потом снова уходил неизвестно

куда и во все стороны сразу.

63

В самых низких местах тоннеля сверху свисали

небольшие базальтовые сталактиты, напоминающие

кожуру огромных ананасов. Еще было очень много

лавовых столбов – рядом с базой их не было, а через

двести метров вглубь тоннеля они появлялись, и не по

одному!

Сначала они были небольшими и стояли парами.

Дальше – уже по четыре, и напоминали правильный

и непонятно как получившийся квадрат. Красной

марсианской пыли здесь, в глубине тоннеля, почти

не было, и лавовые столбы в свете прожекторов

скафандров стали искриться – почти как бенгальские

огни на новогодней елке!

Количество столбов возрастало в какой-то

абсолютно немыслимой прогрессии, и ещё большим

стало количество и сила света, исходящего от искр: их, наверное, были уже миллиарды, слившихся в

единую и ослепляющую вспышку…

Вспышка сменилась такой же ослепительной

темнотой. Нет – не перед глазами и не в голове – вокруг

всего тела, которое растворилось в чем-то непонятном