Menshutin Andrey: Mars 88

Технология сборки была отработана еще на Земле –

конструкция напоминала несколько огромных 57

туристических

сложно-каркасных

палаток,

соединенных между собой небольшими туннелями

шлюзами. Материал был многослойный, с ячеистой

структурой, и напоминал гибкую и легкую броню.

Cам корабль «МС – 88» стоял недалеко от края

каньона, магнитное поле в сочетании с многочисленными

технологиями русских военных ракет делали его

практически невидимым как для телескопов с Земли, так и для орбитальных и космических телескопов.

Через уникальный светофильтр, встроенный в шлем

костюма каждого теперь уже «марсианина», свою

родную ракету они конечно, могли разглядеть, но не

дальше пары километров от нее.

Среди давящего и мертвого безмолвия Красной

планеты стоящий на ее поверхности космический и

земной корабль иногда казался памятником.

Глядя на него, Андрей вдруг вспомнил те, другие

памятники на полигоне. Еще там, на Земле, он

часто ездил на объект «Перо» встречать элементы

многочисленного снаряжения для «МС – 88».

Дороги в те времена в этой части полигона были

даже лучше московских. Сам объект был вполне

обычным военным аэродромом. Интересно, почему

его так назвали? Потому что он не мог принимать

все типы самолетов, особенно тяжелых, и поэтому

он «легкий» – значит, «Перо». Была у него одна

взлетно-посадочная полоса – а зачем ему две или

больше, как у крупных гражданских?

58

Вообще военные любили называть красивыми, иногда загадочными именами различные объекты, оружие, отдельные блоки и приборы. Один из радаров

был «Гроза», различные типы радиостанций называли

чем-нибудь цветочно-растительным: «Акация» или

«Березка», а вообще было этих красивых названий

сотни, а скорее всего, и тысячи …

Дорога шла по всё той же огромной архангельской

тайге. У небольшой развилки она уходила правее и дальше

была почти идеально прямой до самого аэродрома.

Иногда в зеленом незаасфальтированном

треугольнике между дорогами Андрей замечал солдат, что-то копающих лопатами.

Дел было много, да и на полигоне много чего и где

строили или копали.

Однажды он все-таки не выдержал и остановился.

Человек пять солдат копались в уже приличной

глубины квадратном котловане, несколько солдат

стояли на поверхности и перекуривали. Погоны у

всех были голубые, и такие же голубые петлицы с

стилизованными пропеллерами на них.

Андрей вышел и не совсем по уставу их

приветствовал:

– Здорово, военные! Летчики, а чего копаете –

стройбата же тут полно кругом?

Летчики с лопатами попытались отдать честь, но

Андрей махнул рукой – мол, не на плацу. Командир

землекопов, сержант без лопаты, сказал: 59

– Да вот, товарищ майор, памятник тут будет.

Андрей нахмурился: на полигоне было несколько

памятников, самый печальный – сгоревшим заживо

или умершим потом от ожогов 48 солдатам и офицерам

из стартового расчета очередного «Востока-2М».

Ракета была одна из самых надежных, но во время

подготовки к старту произошел взрыв и пожар – горело

почти 200 тонн компонентов ракетного топлива. Это

действительно был Ад на Земле. Стартовый расчет, конечно, был намного больше 48 человек. Горевшие

заживо люди, задыхающиеся от смертельных паров

кислорода, керосина и химических веществ, помогали

друг другу. Находящиеся на безопасном расстоянии

офицеры, сержанты, солдаты бросились помогать

своим погибающим товарищам – кто-то и сам погиб

при этом.

Ракетчики ценой своей единственной жизни

выполнили свой воинский долг, да и не только его.

Памятник погибшим поставили в небольшом парке у

озера в главном городке космодрома – Мирном.

Хоть город был и самым закрытым – но говорят, что родным погибших разрешили приехать и остаться

жить в этом городке, рядом с могилами сыновей, мужей, братьев.

– А этот памятник кому?

Cержант ответил:

– Да не человеку. Вертолет тут будет стоять, МИ-4 – к 30-летию полигона должны установить.

60

У нас в полку в ТЭЧ их два, давно списанных и

полуразобранных, стоят. Соберут один – сюда и

поставят. А стройбат объекты побольше и серьезнее

строит. Да и нам тут до части – меньше километра…

Нахлынувшие воспоминая о Земле, бескрайней

зелени архангельской тайги отступили. Вокруг опять

был красновато-серый, грустный и молчаливый