Николай Боков - Смута Новейшего Времени или Удивительные похождения Ивана Чмотанова

— Хорошо работать будет, Ваня. С такими пальчиками пояс снять и одеть - не заметят, не то, что бублик.

Чмотанов вышел в полсрока, но сел снова года через три: пытался вынуть бумажник у посла иностранной державы, когда тот любовался в Третьяковке «Троицей» Рублёва.

Итак, февральским днём 197.. года Ваня работал в очередях в ГУМе, где выбросили импортные подтяжки и собралась чудовищная толпа, захваченная единственной страстью: дойти до прилавка и получить свою пару небесного цвета с блестящими стальными пряжками. Ваня взял тринадцать бумажников и решил устроить обеденный перерыв. Ел он долго, не торопясь на верхнем этаже гостинницы «Москва». Затем Ваня вышел пройтись и был привлечён огромной очередью, тянувшейся из Александровского сада. Чмотанов побродил, подыскивая клиента, но публика двигалась небогатая, лучше сказать, бедная. Он продвинулся вперёд по очереди и поработал с попавшимся прибалтом. И спохватился: слишком уж близко пододвинулся к гранитному кубу, и выйти сейчас - значит, привлечь ненужное внимание. Мысленно выругавшись, Ваня побрёл со всеми.

— Подожмёмся к черте! — командовал старшина милиции. — Строго по два! Строго по два! — Ваня поёжился. «Точно в санпропускник идём», — огорчился он.

— Правее подожмёмся!

Прямым углом очередь повернула к дверям мавзолея и сняла шапки. Тихо вошли в полумрак, откашлялись и спускались вниз.

— Не отстаём! Не останавливаемся! Строго по два! — Негромко предупреждал офицер с голубой повязкой на рукаве. Пройдя два пролёта, Ваня повернул направо и стал подыматься по леснице. Розовый свет лился из стеклянного ящика, сверху громоздилась чугунная пирамидка, повторяющая очертаниями мавзолей. Стеклянные боковины украшали гербы и флаги из литого чугуна. Внутри в красноватом свете лежал Он. Невольно замедляли шаги граждане, но офицеры молчаливо оттесняли подальше от гранитного барьера к стене, торопили проходить и делали знаки друг другу, поднимая два пальца.

...Он лежал в тёмнооливковом френче, в той же позе и с тем же выражением усталости, с каким его застала смерть.

— Скорее пройдём! — бормотала охрана.

«Человек двенадцать стерегут, не меньше», — подумал Ваня. Выходя наверх по лестнице, он заметил портьерки и жёлтые латунные двери. Отделившись от потока, бегом поднимавшегося наверх, потрясённого не столько образом Его и пережитыми чувствами, сколько молниеносностью посещения, Ваня шагнул за портьерку и стал там, никем не замеченный. Он ещё не понял, зачем ему это понадобилось. На всякий случай проверил, заметят ли. Не заметили. Ваня быстро вышел и смешался со всеми.

Идя вдоль кремлёвской стены, Ваня осознал, что за идея неожиданно оформилась в голове.

Под стеклом лежали миллионы...

Рокфеллер, в газетах пишут, коллекционирует мумии голов узников Бухенвальда, — размышлял Ваня. — И платит за них сотни тысяч в валюте. Купить домик с огородиком на Кавказе. Женится на Маняше. Сотни тысяч за голову безвестного каторжника, миллиарды - за голову гениального зодчего. Миллиардов 40 дадут, а то и 200.

* * *

На другой день Ваня подходил к удивительному по простоте линий сооружению, но вместе с тем и величественному, за дверями которого лежали все капиталы Америки и Африки, вместе взятые. При Ване было: нож, хирургическая пилка, пластмассовый баллончик со сжатым сонным газом (за недорого отдали на Минаевской толкучке), превосходный набор отмычек для банковских операций, электроминоискатель и то, что за границей называется вдохновением.

Чувствуя себя необыкновенно ловким и сильным, Чмотанов мягко ступал последним.

Офицер отвернулся посмотреть, не остался ли кто в гранитном тамбуре. Ваня скользнул к саркофагу. Безмолвные часовые, стоявшие по углам, как прежде заметил Ваня, спали, дыша ровно и не мигая. За одного из них Чмотанов и спрятался.

Офицер проверил пломбу в поддоне саркофага. Словно рысь, следил за ним вор века. Дежурный снял чехол с телефона и набрал номер.

— Аллё, аллё. Жорик? Это я, Шолкин. Закруглился. Всё в порядке. Что-что? Ха-ха. Волосы в бороде! Вот будешь завтра дежурить, тогда и считай. Ха-ха. Пока.

Потом офицер снова позвонил.

— Позовите Нинель. Аллё, Нинель? Здравствуй, дусик. Еду к тебе, моя девочка. С работы звоню. Порядок. Все ушли, один я остался. В Оперетту? Очень мило. А потом к тебе? Еду. Пока.

Офицер зевнул и, воткнув штепсель сторожевой системы, вышел в жёлтую латунную дверь.

Чмотанов зашевелился, подкрался к розетке и выключил иностранные хитрости. Поудобнее устроился рядом с телефонным столиком за портьеркой и отдался потоку мыслей о будущем.