Omenus - Майкл Льюис

роде?» Фактически Герман уже расстался с надеждой, что фирма возместит ему убытки и он

выпутается из этой истории целым. Звонил он только для того, чтобы немного отыграться на

мне.

До конца дней своих будут они теперь неразлучны - мой клиент и его облигации. AT & Т

все дешевели и дешевели. Наконец, примерно через месяц после начала этой истории, босс

моего клиента поинтересовался у него, как там дела. Узнав о потере 140 тысяч долларов, он с

чувством исполняемого долга тряхнул своей седовласой главой - и Германа уволили. Слава

тебе. Господи! Он нашел другую работу, и, насколько я знаю, его дети не голодают.

Начало моей карьеры как-то не задалось. За целый месяц я взорвал моего первого и

единственного клиента. Впрочем, за ним потянулись другие. Право вести дело с геком клиенты

получали при двух условиях: во-первых, это должны были быть мелкие инвесторы и, во-вторых, они должны были благоговеть перед Salomon Brothers и воспринимать все советы как

проявление высшей и бесспорной мудрости. Несколько месяцев я просидел на телефоне, общаясь с наименее привлекательными клиентами Европы. Среди них был бейрутский торговец

хлопком («Вам может показаться, что у нас сейчас нелегкое время, но это не так, не так»), ирландская страховая компания с тяготением к спекуляциям на валютных опционах и

американский король пиццы, проживавший в Монте-Карло. Я взорвал страховую компанию, на

этот раз в припадке собственного идиотизма и безо всякой помощи маклеров. Кредитный

комитет Salomon Brothers, опасавшийся, что хлопкоторговец из Бейрута взорвет нас прежде, чем

мы его, запретил мне иметь с ним дело. А король пиццы из Монте-Карло ускользнул от меня, потому что решил бросить облигации и вернуться к производству пиццы, а перед этим оставил

для потомства глубокомысленный афоризм: «Здешние казино скучны по сравнению с тем

дерьмом, которым мы занимаемся».

В эти первые месяцы самым сильным, пожалуй, было впечатление от общения с главой

английской брокерской фирмы. Этот малозаметный в лондонском Сити человек каким-то

образом узнал мое имя и позвонил мне на службу. Он сказал, что его интересуют опционы и

фьючерсы и потому он хотел бы, чтобы я навестил его в офисе. Компания, которой он управлял, была одной из сотен небольших европейских финансовых организаций, конкурировавших с

Salomon, но при этом у них имелись деньги для игры. Для получения информации они часто

прикидывались потенциальными клиентами. Они подозревали, что Salomon Brothers знает что-то

такое, чего другие фирмы не знают. В принципе я имел право отклонить его приглашение на том

основании, что он может использовать полученную от меня информацию и потеснит мой

собственный бизнес. Но у него были небольшие деньги для инвестирования, а меня в свою

очередь интересовали традиционные английские финансисты. Да к тому же в то время мои

сведения об опционах и фьючерсах могли бы скорее разорить его, чем обогатить.

Это оказался тучный господин средних лет в плохо сидящем костюме, в стоптанных

черных башмаках, в тонких черных носках, собравшихся внизу гармошкой, которые я с тех пор

воспринимаю как символ длительного экономического упадка Британии. Были и другие черты, несовместимые с его служебным статусом. Торчавшие на затылке вихры жили как бы сами по

себе; одежда была измята, будто он в ней спал. Он руководил фирмой, в которой работали

несколько сот человек, а выглядел как полный обормот или как человек, еще не до конца

очнувшийся от сна.

Мы проговорили в его плохо освещенном кабинете около часа. Вернее, говорил - большей

частью о том, что происходит в мире, - он один. Наконец он устал и вызвал машину для поездки

на ланч. Но прежде, чем уйти, он острым карандашом пометил что-то в свежем номере газеты

«Times» и заявил, что «должен сделать ставки». Потом он позвонил своему букмекеру и сделал

две ставки по пять фунтов на сегодняшних бегах. Положив на место телефон, он изрек: «Видите

ли, для меня рынок облигаций - это лишь разновидность ипподрома». Это, видимо, должно было

произвести на меня впечатление. Я был не настолько жесток, чтобы сказать ему, что парни с

моего торгового этажа очень смеялись бы, узнав, какие ничтожные ставки он делает - по пять

фунтов. И я мгновенно вспомнил саркастическую шуточку, отпущенную при мне опытным

маклером одному из стажеров, когда мы находились в классной комнате. Стажер попытался