Неизв. - Заир

Я вновь ищу ответ на неизменно возникающий вопрос: почему же она ничего мне не сказала? Быть может, это и есть пресловутый вопрос Ганса? Быть может, Эстер решила, что должна спасти мир - не о том ли шла речь в нашем тогдашнем разговоре о любви и войне? - и "готовила" меня к тому, чтобы я сопровождал ее на этом пути?

Я не свожу глаз с рельсов. Мы с Эстер тоже двигаемся параллельно друг другу и никогда больше не пересечемся. Две судьбы, которые... Рельсы.

Далеко ли они друг от друга?

Чтобы отделаться от Заира, я спрашиваю об этом кого-то из железнодорожников, оказавшихся на платформе.

- 143, 5 см или 4 фута и 8, 5 дюйма, - отвечает он. Судя по виду, он в ладу со своей совестью, гордится своей профессией и опровергает "idee fixe" Эстер - о том, что на самом дне души у каждого из нас таится глубокая печаль.

Но ответ он мне дает совершенно бессмысленный - 143, 5 см или 4 фута и 8, 5 дюйма.

Бред какой-то. Почему не полтора метра? Или не пять футов? Должна быть какая-нибудь круглая цифра, которую легко запомнить вагоностроителям и железнодорожникам.

- А почему? - настырно осведомляюсь я.

- Потому что таково расстояние между колесами.

- Но ведь расстояние между колесами зависит от ширины колеи?

- Вы считаете, что я обязан знать все о поездах, потому лишь, что работаю на вокзале? Как есть, так есть.

Он уже не похож на всем довольного счастливца, кото - рому нравится его работа: на первый вопрос он ответить сумел, но не более того. Я извинился, и в ожидании поезда не сводил глаз с рельсов, интуитивно чувствуя - они хотят мне что-то сказать.

Как это ни странно, они словно рассказывали историю моего супружества - да и не только моего.

***

Приехавший американец оказался - при всей своей известности - симпатичней, чем я ожидал. Я отвез его в мой любимый отель и вернулся домой. Там к своему удивлению я застал Мари - она объяснила, что из-за погодных условий съемки откладываются на неделю.

- Сегодня - четверг. Я думала, ты пойдешь в ресторан.

- Хочешь со мной?

- Хочу. Или тебе лучше будет одному?

- Лучше одному.

- Нет! Я пойду с тобой! Не родился еще мужчина, который будет направлять мои шаги.

- А ты знаешь, что ширина железнодорожной колеи - 143, 5 см? Почему?

- Можно поискать ответ в Интернете. А это важно?

- Очень.

- Ну хорошо, оставим пока ширину колеи. Кое-кто из моих приятелей оказался твоим горячим поклонником. Они считают, что человек, который мог написать "Время раздирать и время сшивать", или историю пастуха, или о паломничестве по пути Сантьяго, должен быть настоящим мудрецом и знать ответы на все вопросы.

- Что, как ты знаешь, не вполне соответствует истине.

- А что есть истина? Как же ты доносишь до своих читателей смысл того, что находится за гранью твоего понимания?

- А это не за гранью моего понимания. Все, о чем я пишу, составляет часть моей души, все это - уроки, которые я усваивал на протяжении всей жизни и которые пытаюсь применить к себе самому. Я - читатель своих собственных книг. Они показывают мне такое, что я уже знал, но не сознавал, что знаю.

- А читатель?

- Полагаю, с ним происходит то же, что и со мной. Книга - да и не только книга, это может быть все что угодно: фильм, музыка, сад, панорама гор - что-то выявляет у нас в душе. А выявить - это значит сдернуть с чего-то уже существующего покрывало и вновь набросить его. Согласись, что это не то же самое, что пытаться толковать секреты того, как лучше жить.

Ты ведь знаешь, сейчас я страдаю от любви. Это страдание может быть лишь спуском в ад - а может стать и откровением. Лишь в ту пору, когда я писал "Время раздирать и время сшивать", мне открылась во всей полноте моя способность любить. Я познал ее, покуда выстукивал на машинке слова и фразы.

- А духовная сторона? То, что присутствует на каждой странице любой твоей книги?

- Пожалуй, мне начинает нравиться твое намерение пойти сегодня в армянский ресторан. Ибо там ты откроешь, вернее, осознаешь, три важные вещи.

Первое: в тот миг, когда люди решаются всерьез решить какую-нибудь проблему, оказывается, что они готовы к этому гораздо лучше, нежели полагали.

Второе: вся наша энергия, вся наша мудрость идут из одного и того же неведомого источника, который принято называть Богом. И с тех пор, как я вступил на свое, громко говоря, поприще, я пытался почитать эту энергию, я делал все, чтобы не утратить с ней контакт, чтобы следовать ее знакам и знамениям. Я старался учиться, когда делал что-либо, а не когда задумывал сделать это.