Неизв. - Заир

- Ну и прекрасно. Больше всего меня радует, что в своей книге ты ни разу не обвинил Эстер. И себя тоже.

- Я научился не тратить на это время.

- Вот и славно. Вселенная берет на себя труд исправлять наши ошибки.

- Ты считаешь, что исчезновение моей жены - нечто вроде "исправления"?

- Я не верю в целебные свойства страдания и трагедии - они случаются потому, что это часть нашего бытия, и потому не стоит воспринимать их как кару. Вселенная указывает нам на наши заблуждения, когда лишает нас самого важного - наших друзей. Если не ошибаюсь, именно это с тобой и происходит.

- Вот что я понял недавно: истинные друзья - это те, кто оказывается рядом, когда происходит что-то хорошее. Они радуются нашим победам. Ложные друзья появляются в трудные минуты и с печалью на лице демонстрируют, что они - "с нами", хотя на самом деле наше страдание служит им в их убогой жизни немалым утешением. В прошлом году, например, рядом со мной возникли люди, которых я никогда прежде не видел. Они желали меня "поддержать". Мне это ненавистно.

- Так бывало и со мной тоже.

- Я благодарен судьбе за то, что ты появилась в моей жизни, Мари.

- Рано благодарить: наши отношения еще не обрели ни прочности, ни достаточности. А я между тем подумываю, не перебраться ли мне в Париж. Или, может быть, попросить тебя пожить в Милане? И в том, и в другом случае на нашей работе это отразится не слишком сильно. Ты и так всегда работаешь дома, а я - в других городах. Обсудим это или поговорим о другом?

- Второе предпочтительней.

- Будь по-твоему. Знаешь, твоя книга написана очень смелым человеком. Больше всего меня поразило, что ты нигде, ни разу не даешь слова этому юноше.

- Он меня не интересует.

- Еще как интересует. Уверена, что ты нет-нет да и спросишь себя: "Почему она предпочла его?"

- Нет.

- Врешь. Я вот спрашиваю себя, почему мой сосед не разведется со своей женой - никчемной, с вечной улыбкой на лице, с вечными заботами о доме, о еде, о детях, о счетах. Я спрашиваю - значит, и ты тоже.

- Тебе хотелось бы, чтобы я сказал, что ненавижу его, - он увел у меня жену.

- Нет. Мне хотелось бы, чтобы ты его простил.

- На это я не способен.

- Это и вправду очень трудно. Но выбора нет: если не простишь - будешь постоянно думать о том, какое страдание он тебе причинил, и эта боль не пройдет никогда. Пойми, я вовсе не считаю, будто ты должен любить его. Я не говорю, что ты должен разыскать его. Я не предлагаю тебе сделать из него ангела. Как, кстати, его зовут? Какое-то русское имя, если не ошибаюсь.

- Не важно.

- Вот видишь?! Ты даже не хочешь осквернить уста его именем. Из суеверия?

- Ты хочешь знать, как его зовут? Пожалуйста -

Михаил.

- Энергия ненависти неплодотворна. Энергия прощения, выраженного через любовь, способна преобразить твою жизнь.

- Знаешь, ты напоминаешь мне сейчас какого-то тибетского мудреца, чьи рассуждения очень хороши в теории, но неприменимы на практике. Не забывай - я много раз был ранен.

- Да, внутри тебя до сих пор живет мальчик, который плакал тайком от родителей и был самым слабым в классе. Ты до сих пор отмечен чертами того юноши, которому не давались спортивные достижения. Который не пользовался успехом у сверстниц. В твоей душе еще остались шрамы от того, как несправедливо обходилась с тобою жизнь. Ну и что в этом хорошего?

- Откуда ты знаешь, что все это было со мной?

- Да уж знаю. По глазам вижу. Еще раз говорю - ничего хорошего тебе это не принесло. Ничего, кроме постоянного желания жалеть себя, ибо ты становился жертвой тех, кто сильнее. Или метнуться в другую крайность - выступить в обличье мстителя, готового ранить еще сильней, чем ранили его самого. Тебе не кажется, что ты даром теряешь время?

- Мне кажется, что я веду себя как человек.

- Это так. Но не как человек умный и рассудительный. Береги время, отпущенное тебе на этом свете, помни, что Господь прощал, - прости и ты.

***

Оглядывая толпу людей, собравшихся в огромном супермаркете на Елисейских полях, чтобы получить мою книгу с автографом, я размышлял: скольким из них пришлось пережить то, что пережил я по милости Эстер?

Немногим. Одному-двоим. И все равно - большинство сочтет, что эта книга написана про них.

Писательство - дело одинокое. Мало найдется профессий, которые предполагали бы такое одиночество. Раз в два года я сажусь перед компьютером, вглядываюсь в неведомое море моей души, и вот, заметив в нем островки мыс - лей, требующих развития и исследования, всхожу на корабль под названием "Слово" и решаю плыть к ближайшему острову. Одолеваю течения, встречные ветры, шторма и шквалы, однако плыву на исходе сил, хоть и сознаю: я отклонился от курса, и остров, к которому я направлялся, больше не виден на горизонте.