Марк Марциал - Эпиграммы

Засмеялся народ, но оскорбился

5 Сам родитель богов, и на три ночи

Он клиента обрек обедать дома.

После этого срама бедный Этон,

Собираясь идти на Капитолий,

Забегает в уборную к Патроклу.

10 И раз десять и двадцать там он пукнет.

Но, хотя и приняв такие меры,

Он Юпитера молит, зад зажавши.

Я ничего не писал на тебя, Битиник. Ты хочешь,

Чтобы поклялся я? Нет, лучше уж я напишу.

Дал я много тебе, как ты просила,

Дал я больше тебе, чем ты просила,

Ты ж меня, Атицилла, снова просишь.

Кто ни в чем не откажет — тот похабник.

Чтоб не хвалить Каллистрату достойных, он всякого хвалит.

Если плохих для него нету, то кто же хорош?

Во дни Сатурна прежде, в зимний наш праздник,

Бывало, мне бедняга Умбр дарил бурку,

И вот, теперь — буру: он стал богат, видно.

В термах нигде и по баням никак убежать невозможно

От Меногена: твои хитрости зря пропадут.

В обе руки наберет он теплых мячей для тригона,

Чтобы тебе насчитать этим побольше очков;

5 Даст, подобравши в пыли, он пузырь тебе слабо надутый,

Даже коль вымылся сам, даже когда уж обут;

Стоит лишь взять простыню, назовет он ее белоснежной,

Пусть даже будет она детских пеленок грязней;

Если начнешь ты чесать себе жидкие волосы гребнем,

10 Скажет, что локоны ты точно Ахилл причесал;

Сам он и винный отсед принесет из подонков кувшина,

И оботрет он тебе капельки пота на лбу.

Все он похвалит, всему удивляться он будет, покамест

Станет тебе невтерпеж и ты не скажешь: «Идем».

Фабиан, издевавшийся над грыжей,

Тот, кого все развратники боялись,

Кто над вспухшей мошонкой издевался

Так, что впору и двум Катуллам было б,

5 Вдруг увидел себя в Нерона термах,

И на месте он сразу смолк, бедняга.

Я ни за что, Политим, не хотел твои волосы портить,

Но я доволен теперь, что уступил я тебе.

Был таким ты, Пелопс, лишь остригся и все засияло

Кости слоновой плечо перед невестой твоей.

Мужеложников рот погано пахнет,

Говоришь ты, Фабулл; но если прав ты, —

Как же рот лизунов, скажи мне, пахнет?

Тридцать юнцов у тебя и ровно столько же девок,

Член же один, да и то дряблый. Что ж делать тебе?

Ныл Котта, что два раза он терял туфли:

Недосмотрел за ними раб его, сторож,

Один за ним ходивший, вся его свита.

И вот что вздумал он теперь, хитрец ловкий,

5 Чтоб не случилось с ним такой беды больше:

Разутым он обедать стал ходить в гости.

Тонгилиановский нос разнюхает все, я не спорю,

Но, кроме носа, ничем Тонгилиан не богат.

Раз ты голову шерстью прикрываешь,

Не с ушами, Харин, с кудрями плохо.

Дал, да и громко, Марон обет за старого друга,

Тяжко которого тряс от лихорадки озноб.

«Если больной не сойдет, — говорил он, — к теням стигийским,

Жертву Юпитеру я вышнему в дар заколю».

5 Лишь поручились врачи, что больной поправиться должен,

Вновь за обеты Марон, чтоб не исполнить обет.

Если с мужем вдвоем у вас, Магулла,

Ложе общее и наложник общий,

Почему же у вас не общий кравчий?

Ты вздыхаешь? Я понял: кубка страшно!

Часто ты просишь сказать, каким я себя представляю,

Если внезапно богат стану и знатен я, Приск.

Кто же, по-твоему, нрав описать свой будущий может?

Коль обратишься во льва, будешь каким ты, скажи?

Как с любовником можно и при муже

Целоваться, нашла Лабулла способ:

Дурачка своего она целует,

А потом поцелуев этих влагу

5 Пьет любовник, целуя сам, и снова

Госпоже на потеху возвращает.

В дурачках-то, пожалуй, благоверный!

Эпос я начал писать; ты начал тоже. Я бросил,

Чтобы соперником мне не оказаться твоим.

Талия наша в котурн трагический ногу обула;

Тотчас же сирму и ты длинную тоже надел.

5 Стал я на лире бряцать, подражая калабрским Каменам;

Ты, неотступный, опять плектр вырываешь у нас.

Я на сатиру пошел; ты сам в Луцилии метишь;

Тешусь элегией я, тешишься ею и ты.

Что же ничтожней найти? Сочинять эпиграммы я начал;

10 Первенства пальму и тут хочешь отнять у меня.

Брось хоть одно что-нибудь, на все ведь кидаться бесстыдно,

Тукка, оставь мне хоть то, что не по вкусу тебе!

267

Ты Муссетия сальную книжонку,