Кирилл - o 298f1c75b459d945

вывод: им туда. И он, как всегда, не ошибся.

«Севастопольская» приняла их, троих беженцев из Рейха, пусть и не с распростёртыми

объятиями (так тут никого не встречали вообще), но всё же сразу стало ясно – они попали туда, куда надо.

Охриц первым же делом пошёл к Истомину, командиру станции, и честно всё рассказал. Что они

из Рейха, но – не фашисты, что ни в одной казни ни он, ни его девушка, ни «Фридрих-

Вильгельм» участия не принимали. Но что они – неплохие солдаты, и они готовы служить здесь и

сражаться. А Истомин, человек жёсткий, но мудрый, увидел в двух крепко сбитых мужиках

отличную военную силу, а в Ирине – одну из тех, кто подарит станции нового «богатыря». Он

оставил их. И не прогадал.

Конечно, пару раз пришлось услышать Гельмуту, что он «грязная фашистская свинья», но

каждый раз немец, сначала поработав кулаками, а потом – языком, доходчиво разъяснил, почему

он не первое, не третье, а главное – не второе. И с тех пор жизнь их наладилась.

Тут, на «Севастопольской», не было места обману и лжи, предательству и низости. Трусы и

подлецы тут не выживали. Это была станция, где ценилась сильная рука, меткий глаз, честное

слово. У них было всё это. И потому они смогли выжить на «Севастопольской».

А потом случилось событие, нарушившее спокойное течение жизни…

* * *

Как вышло, что они не заметили появления людей – одному богу известно. Оба, и Гельмут, и

Вилли отлично слышали каждый шорох, видели малейшую тень. Они думали, что заметят

приближение любых людей ещё издали!

Но те дали им сто очков форы.

Не прозвучало выстрела, лишь тихий хлопок – Ваня-Вилли вскрикнул и выронил винтовку; рука

его повисла плетью. В ту же секунду раздался второй чуть слышный хлопок – и острая боль

прорезала кисть руки Гельмута, её пробила пуля. Автомат выскользнул из ладони, и в тот же миг

на него наступил огромный шнурованный ботинок, а в лицо Вилли нацелилось дуло пистолета.

- Ich bin… - попытался представиться Гельмут.

- Чё? – последовал ответ.

Затем чьи-то цепкие руки сорвали с Гельмута противогаз, и…

В ту же минуту помещение огласил возглас:

- Твою за ногу! Дитль, да это ж наш фриц!!!

- Как это «наш»? – раздалось из-за спины говорившего, и Вилли заметил, что нападавших

человек пять не меньше.

- Ну, дезертир!

Голос показался Вилли знакомым… А тот, что заговорил сразу после, так и вовсе он слышал

сотню раз. Дитль… Точно, Дитль! Так звали одного офицера Рейха, взявшего себе имя в честь

генерала вермахта. А это были никто иные, как «шталкеры» Рейха. Вот так встретились…

- Точно, Хелмут, предатель хренов!!! – зарычал Дитль.

- Я не предатель. И я не Хелмут, я – Гельмут! – отвечал решительно немец.

И одновременно вслед за этим прозвучало:

- Ты – труп!

И грянул выстрел. Пуля ударила Гельмуту точно в середину лба.

Вилли издал вопль ужаса, и в ту же секунду шнурованный ботинок со страшной силой ударил его

по лицу.

- А это тут наверняка Ваня.

И тут же чья-то рука резко и грубо стянула с Вилли противогаз.

- Он самый! – расхохотался Дитль. – Ну, козёл, как видишь, корешу твоему повезло – легко

отмучался. А вот тебя, скотину, мы донесём до «Тверской» целеньким и невредимым. И вот там, там, дружок, ты узнаешь, что бывает с дезертирами!

- Постойте, - обратился к командиру один из шталкеров, - мы же пришли в бункер! Но как нам

его теперь найти, когда вы потеряли карту?

- Точно! – хлопнул себя по лбу Дитль. – Чуть не забыл! Тогда, Иван, покажи нам сначала, где

бункер! Иначе всё самое интересное будет прямо сейчас.

- Я?! – ахнул Вилли, мигом вспомнивший русский язык. – Да я… Да мы сами не могли туда

попасть!

- Не хочешь товарищей выдавать, - кивнул Дитль, - оно и понятно. Ну, ничего, сейчас

заговоришь.

И неизвестно, чем бы это кончилось, но тут вдруг монолитная грозная дверь чуть скрипнула и

распахнулась, вспыхнул, ослепляя рейховцев, яркий свет, и тут же со всех сторон загремели

выстрелы.

* * *

Вилли не успел понять, что происходит, когда вокруг всё наполнилось ураганной пальбой, криками и отчаянной руганью.

Шталкеров было больше, но фактор неожиданности и фонарь решили всё. Вырвавшиеся из

дверей люди в считанные минуты расстреляли фашистов, потеряв лишь одного, убитого шальной

пулей.

Стоя над распростертыми телами врагов, один из них, сняв шлем, проговорил вдруг на чистом

немецком языке, какой слышал Вилли только от Гельмута: