Неизвестно - Яковлев А. Сумерки

Непростительным просчетом демократов является взрыв коррупции. Прибежищем коррупции стала исполнительная власть, многомиллионное чиновничество, значительная часть которого занята сочинением инструкций, возбуждающих в обществе недоверие, а то и ненависть к власти. Меняются об­щественные уклады, приходят и уходят с политической сцены президенты, правительства и министры. Но остается власть, олицетворяемая чиновником. Для человека она — главная власть, непосредственно над ним висящая. Наш чиновник — еще тот чиновник, для которого власть — суть его жизни, психологии, благоденствия. Он ненасытен на халявность, на взяточное прокормление, на вечный поиск того, что плохо ле­жит, на барственность и авторитарность на подвластной тер­ритории или на отраслевом участке этой территории.

Какое-то время после начала Перестройки чиновник ока­зался как бы в осаде. Струхнул малость, но сегодня, оглядев­шись, так рявкнул на подданных, что демократия еле про­сматривается в вечерних сумерках. Иными словами, пользу­ясь обстановкой, чиновник приватизировал государство, он является мощной силой большевизма в его сущностном про­явлении, обеспечивающей политическую и экономическую стагнацию. Чиновник, презирая законы, взял всю полноту власти в свои руки, правит бессовестно и бездарно, доста­точно успешно подгрызая оставшиеся корешки сохнущего деревца, называемого свободой. Чиновнику нужны совсем другие свободы — свобода воровать, свобода унижать лю­дей, свобода от всякой ответственности. Чиновничество — наша погибель, оно бесконтрольно, чванливо, прожорливо, постоянно наращивает моральный и экономический террор. Права человека для него — пустой звук. В России все режи­мы чахли от «обжорства властью». И от дураков напыщен­ных, да еще хамов, наглых от безнаказанности, простофиль- ных даже в самых мелких делах. Чиновничество возвращает­ся к своей ведущей функции советского периода — лжи.

Мы, реформаторы первой волны, практически проморгали неизбежность выхода на сцену жизни в условиях пробуж­дающихся демократических процедур экономических игро­ков преступного характера. Уголовщина засвистела над обще­ством, как метель в холодную зимнюю ночь, заметая дороги к былым надеждам. Тому много причин — и недооценка воров­ских традиций в российской экономике, и массовое нищенст­во, толкавшее на грабежи, и практика государственного соци­алистического мародерства. Все это и воспитывало психоло­гию «отними и раздели, а еще лучше — укради». Все это и породило массовую практику коррупции в период угасающе­го страха. Чудовищно, но коррупция стала нормой жизни, предельно уродливой, но нормой. В последний десяток лет эта практика характеризуется государственным рэкетом, сращи­ванием государственных структур с преступным миром, что и создает питательную почву для фашизма.

Если перевести слово «коррупция» на русский язык, оно означает «порчу». Петр Столыпин говорил о «коренном не­устройстве» России, сегодня справедливо говорить о «госу­дарственной порче». Недаром в России говорят: «порченый человек», то есть человек с тяжелым недугом.

Что все это означает?

Казнокрадство, взяточничество, подлог, сговор, круговая порука, продажность общественных и политических деяте­лей, шантаж, использование средств массовой информации для фальшивых «компроматов» в качестве психологического террора, заказные убийства, аренда чиновников, то есть про­дажа их услуг экономическим спрутам, подзаконные акты, дающие мафиозным структурам возможность «законно» во­ровать. Еще Фома Аквинский писал, что «несправедливый закон вообще не закон, а скорее форма насилия».

Социальный взрыв может стать неизбежным, если дикта­туру бюрократии, ее практику беззакония и причины, его по­рождающие, не пресечь неотложными кардинальными мера­ми. Сюда я отношу решение проблемы собственности, резкое сокращение функций государственной власти, сокращение минимум наполовину чиновничества и ликвидацию создан­ных чиновничеством посреднических организаций, которые жиреют на взвинчивании цен, упрощение неописуемого бу­мажного водоворота, служащего только вымогательству. Раньше человек стоял в очередях за хлебом и мануфактурой, а теперь — за разными бумажками. Надо срочно ввести ре­альную ответственность за бюрократизм. Установить штраф за каждую минуту, сверх пяти, бессмысленного стояния в очереди за справкой, выдуманной чиновником. Пусть чинов­ник идет к человеку, а не человек к чиновнику. Если мы пре­тендуем на звание демократического государства, значит, на­до избавить человека от унизительного положения перед чи­новником. Вот тогда и будет расти доверие к власти.