Неизвестно - Яковлев А. Сумерки

Спустя годы пришлось работать на даче Брежнева в Зави­дове. Писали доклад ко Дню Победы. Брежнев был тоже с на­ми. По окончании — обычная выпивка. Тосты, тосты... И все, конечно, за Леонида Ильича, за «главного фронтовика». Ему нравилось. Я тоже взял слово и стал говорить о том, что всего тяжелее на фронте было не нам, мужчинам, а девчонкам, женщинам. Грязь, вши, часто и помыться негде. Лезут в пек­ло, чтобы раненых вытащить, а мужички тяжеленные. А от здоровых еще и отбиваться надо. Война трагична, но во сто крат она ужаснее для женщин. А теперь забываем действи­тельных героев войны, героинь без прикрас. Брежнев растро­гался, долго молчал, а потом сказал, что надо подумать о ка- ких-то особых мерах внимания и льготах для женщин-фрон- товичек. Ничего потом сделано не было.

В госпитале меня навестила мама. Я уже был «ходячий». Мы сидели с ней в ванной — больше негде. Все коридоры за­няты койками. Она привезла мне баночку сметанки, блинов да кусочек мяса. Я ел, а она плакала, но и радовалась, что жи­вым остался. С тоской смотрела на мои костыли, видимо, ду­мала о моем инвалидном будущем.

Вместе со мной лежал командир роты, с которым мы про­рывали линию обороны немцев. Он остался без ноги. На од­ной из коек — Иван Белов, отец будущего писателя-деревен- щика Василия Белова. На другой летчик-истребитель Бори­сов. Его самолет был сбит, сам он чудом остался жив, но ноги его не двигались из-за сломанного позвоночника. Ему сдела­ли несколько операций, но безуспешно. В первые месяцы к нему приезжала жена, старалась утешить его. Потом ее посе­щения становились все реже и реже, а затем и совсем пре­кратились. Сосед мой каждый день писал ей письма, но не отправлял их, а прятал под подушку. Увядал на глазах, поте­рял всякий интерес к жизни и вскорости умер. Вот она, вой­на. Трагедия человека — трагедия народа.

Много ли, мало ли, плохо ли, хорошо ли мы воевали, но воевали честно. О моем последнем бое было напечатано две статьи. Одна опубликована в газете «Красный Балтийский флот», вторая — в «Красном флоте», газете Народного ко­миссариата Военно-Морского Флота. Мне эти статьи как-то зябко читать, но я все-таки процитирую по выдержке из каждой.

Из «Красного Балтийского флота»:

«Ударный взвод автоматчиков выходил на рубеж для ата­ки. Над ночным болотом курился туман, роились злые кома­ры. Прямо перед автоматчиками громоздился зарослью и ле­сом небольшой остров, занятый немцами. По берегу он още­тинился частоколом проволочных заграждений. Изредка над болотом зловещим мертвым светом вспыхивала осветитель­ная ракета. Яковлев позвал:

— Федорченко!

— Есть Федорченко.

— Отбери шесть бойцов и выходи на левый фланг. Нас прикроешь.

Через минуту группа автоматчиков во главе со старши­ной 2-й статьи Федорченко скрылась в камышах.

Когда до проволочных заграждений было не больше два­дцати пяти — тридцати метров, старший лейтенант Яковлев приказал взводу раскинуться в цепь.

— Со мной останься, Гавриленко. Вместе в атаку пойдем.

Плечом к плечу не в первую атаку готовились Яковлев и Гавриленко. Кровь боя сроднила их крепкой балтийской друж­бой.

Прошло несколько минут, и вдруг, этого мгновения ждали все, ночную тишину разорвали орудийные залпы. Снаряды рвались в проволочных заграждениях, в ДЗОТах врага.

— Горше, братишки, горше, — волнуясь, шептал Гаври­ленко.

Артиллерийский шквал нарастал. Силой своей он насытил сердца балтийцев, напружинил их мускулы и оборвался так же вдруг, как начался.

В небо взметнулись две красных ракеты — сигнал атаки. Над болотом уже гремел балтийский победный клич. Впереди всех, легко перепрыгивая пни и кочки, бежали Яковлев и Гав­риленко».

Из «Красного флота»:

«Необходимо было форсировать проволочные загражде­ния. По приказу командира краснофлотцев двинулись вперед. Впереди шел старший лейтенант Яковлев. Враг открыл силь­ный огонь, но военные моряки продолжали продвигаться. Фа­шистская пуля ранила командира. Истекая кровью, Яковлев приказал краснофлотцу Гавриленко:

— Идите вперед, только вперед... Помощь мне окажете потом».

Последний бой, кроме здоровья, лишил меня еще и писем того времени. Не один раз после ранения меня раздевали и одевали. И вся переписка с матерью и отцом, с девчонками и ребятами из класса, с фронтовыми товарищами, с тыловыми незнакомками была кем-то выброшена, видимо, за ненадоб­ностью. Не до этого было. Теперь бы мне эти письма. Опуб­ликовал бы пронзительные страницы живой жизни. Исчез и пистолет «вальтер», который был подарен мне командиром бригады.