Неизвестно - Черняев 1984

17 ноября 84 г.

На работе написал еще 3 страницы для памятки Черненко к визиту Киннока. Надо было учесть его речь на Политбюро по плану на 1985 год к Сессии Верховного Совета, впрочем разумной речи, как и другие его речи, которые ему пишут умные и озабоченные делом люди.

Начал еще раз править то, что прислал обратно Александров (для этой же памятки). А еще сегодня надо готовиться к началу работы «на даче» перед Прагой.

Посмотрел двухсерийный фильм «Берег» (по Бондареву). Произвело. Все сильнее ощущаю свое прошлое в войне. Как и герой фильма - там я окончательно сформировался, и уже ничто меня принципиально изменить не могло. И эта основа - чем ближе к концу и чем очевиднее, что «дальше фронта не пошлют» и терять нечего, перед Богом скоро представать,

- тем явственнее она воздействует на все мое поведение и отношение к жизни и людям.

Фильм официально очень сильно рекламируют. Объявлена всесоюзная премьера и идет он «с предисловием» режиссера Наумова, уже имеет премию Всесоюзного фестиваля, но фильм не массовый, и зритель его не воспринимает. Это - интеллигентский фильм. Операторски сделан превосходно, хотя и с затянутыми кадрами. В романе критика сознательно не заметила «тогда» его крамольность, классовой неортодоксальности. В фильме же эти моменты стерты. И кто не читал, тот не поймет почти диссидентского подтекста.

Брутенц рассказал эпизод. Был он как-то у Пономарева. По какому-то поводу надо было позвонить Громыко. И вот секретарь ЦК, кандидат в члены ПБ испрашивает сначала разрешения позвонить министру у его помощника. Тот обещает доложить. Разрешает. Пономарев звонит. Тон подобострастный, просительный. И вдруг слышно: «Да, да.» и бросает трубку, когда Пономарев еще не успел закончить фразы.

Таковы отношения в Политбюро. Такова монополия одного из триумвирата.

1 декабря 84 г.

С 19 ноября на Клязьме, вроде бы тоже «теоретическая дача». Доклад для Б.Н. на совещании по журналу ПМС в Праге, куда едем в понедельник.

Одновременно - с 23 числа приезд Киннока, Хили и проч., плюс его помощник Кларк. Два дня они провели в Ленинграде. В Москве - все, что только захотят. (Кларк приходил «расширять» программу). Они не ожидали такой открытости с нашей стороны: каждый день и час рушились стереотипы об «этих русских». Но ждали главного - приема у Черненко. И получили, что хотели и о чем просили, для этого загодя приезжал Холланд: мы уничтожаем ту часть ракет, которая эквивалентна превращению Англии в безъядерную зону и гарантируем, что наши средства не будут направлены на их страну.

Встреча у Черненко. Он в том примерно состоянии, в каком Брежнев был последние два года. Зачитал написанное и безучастно слушал ораторскую реакцию Киннока. Но тот, несмотря на всю мою подготовленную работу, все таки полез с уточняющими вопросами. В воздухе запахло конфузом. Александров начал что-то бешено писать и передавал Черненко.

Тот, шевеля губами, пытался вникнуть. Начал было отвечать, но Александров решил «перебить» и сам все «объяснил». Англичане смекнули, что они «перешли грань» и стали свертываться. Ибо - они получили главное, что нужно было для их политики дома, для - против Тэтчер.

Мои «дискуссии» с Кларком о правах человека. Неладное было с сообщением для печати. Разнимать пришлось Пономареву, который всех их принимал, когда мы с Кларком спорили у меня. Обошлось. Б.Н. им намекнул, что неудобно выжимать из нас еще и «права человека», когда и так получили больше, чем ожидали. Вообще он вел с ними беседу на приличном уровне.

Обед на ул. Димитрова от ЦК давал я.

Прием в посольстве. Оживленный разговор. Уезжали они совсем не такими, какими явились. Я имел часовой разговор с Кинноком в аэропорту, в ожидании опоздавшего Пономарева.

Словом, операция прошла удачно.

Но тут же погрузился в обыденщину. Столкновение с Б.Н. по поводу раздела о «реальном социализме»: и сюда он тащил апологетику и хвастовство, несмотря на все партийные документы последнего времени. Неисправим: мозг отравлен собственной пропагандой.

А еще и хамелеонство. Заставил вставит абзац о величии Черненко. Поручил это любимцу Пышкову, а когда увидел, что в одном абзаце 5 раз упомянута фамилия, набросился на меня. А я взъярился, заявив, что поначалу на этом месте было совсем иное: о трудностях социализма и о том, как надо к ним относиться зарубежным коммунистам. Он совсем обиделся: «Что, мол, мы нервы портим друг другу, будто вы не понимаете о чем речь! Вот вы не были на Сессии Верховного Совета, а я был и видел, что там делается» (в смысле оваций Черненко). Я умолк: безнадежно спорить с человеком, который думает одно (и хочет одного), а заставляет себя делать прямо противоположное.