— На, смотри! — разъяренный Андрюха тыкал пальцем в карту. — Вот Пахра, вот Шаганино, а вот… Что? Правильно, дырка! Ни Щапово, ни окрестностей, ни кладбища этого гребаного!
Леший отдернул километровку от моего лица и несколько секунд упрямо молчал, неподвижно уставившись сквозь стекло смотрового люка. По плотно сжатым губам, по тому как гневно раздувались его ноздри стало понятно какая буря бушует в груди у подполковника. Наконец, огромным усилием воли Андрюха взял себя в руки:
— Мне эту карту, между прочим, совсем не в штабе выдали. Я ее в планшете у одного жмура добыл, которого, кстати, уже наполовину сожрали. Само собой и бумаге досталось.
Тут мне стало стыдно. К горечи потери, к и без того дрянному настроению добавилось еще и щемящая досада от своего промаха, от своей глупости и несдержанности.
— Ну, ты того… Ладно… Прости уж… — я протянул руку и потрепал приятеля по мощному плечу.
Тот ничего не ответил, но и не отстранился. Хороший знак. Уже очень скоро до Андрюхи дойдет, что это я сглупил и очень раскаиваюсь. Жизнь, такая… собачья можно сказать. Нервы совсем ни к черту!
Пока Загребельный еще полностью не остыл, мы ехали молча. Покрытый лесом участок закончился, и БТР теперь полз по длинной ровной как стрела дороге. Она была с двух сторон обсажена высокими раскидистыми деревьями и бежала через обширные плодородные крестьянские поля. Так было когда-то.
Сейчас автодорога напоминало цепочку доминошных костей, небрежно составленную на скомканном одеяле. Каждый прямоугольник, разделенный черными порезами трещин, норовил либо сдвинуться в сторону, либо накрениться, либо загрузнуть в нестабильную мягкую поверхность. Проехать, конечно, можно, да только осторожно. Руководствуясь именно этим принципом, я перешел на вторую передачу.
Деревьев по краям дороги практически не осталось. Они были выворочены с корнем и теперь валялись по всей округе. Часть великанов засела в глубоких геометрически правильных провалах с оплавленными краями. Сеть этих черных, словно продавленных в земле углублений мне кое о чем говорила. Судя по всему, здесь находились заглубленные объекты второго кольца противоракетной обороны Москвы. Ханхи нанесли удар, и поверхность земли вмялась, превращая подземные бетонные бункеры в плотно утрамбованные могилы, в которых навечно остались сотни моих братьев по оружию.
Вспоминая об их страшной участи, я поразился тому, какая все-таки сука эта жизнь! Ведь надо же было так повернуться, чтобы те, кого я так люто ненавидел, и оказались создателями Земли. Мы обязаны им как своим появлением на свет, так и своей гибелью. Гибелью… За что ж так сурово? Разве я или Леший, или те офицеры, что лежат здесь под землей, виноваты? А может и впрямь виноваты? В том что не хотели ничего видеть и понимать, в том что как бараны подчинялись погонщикам и безмолвно брели куда укажут.
Не знаю как далеко могли завести меня эти рассуждения, если бы не голос Загребельного:
— Вон те развалины, это Ознобышино, — Андрюха указал рукой левее дороги. — Судя по карте, там тоже есть кладбище.
— Да есть, — я поглядел в сторону, куда указывал мой приятель. — Вернее было. Только сейчас там безопасно. Точно знаю. Подольчане не могли оставить эту мерзость вблизи Варшавского шоссе. Это ведь одна из основных дорог, ведущих в город, сам понимаешь…
Когда Загребельный кивнул, я продолжил:
— Кладбище залили напалмом и сожгли. Причем процедуру эту повторяли три или четыре раза. Чтобы, значит, наверняка, чтобы в земле и намека на трупы, на дух разложения не оставить.
— Молодцы, — Леший одобрительно кивнул. — А ты тут часто бываешь?
— Частенько. Порой два-три раза в месяц.
Это была правда. Подольск являлся самым крупным поселением Подмосковья, поэтому, само собой, и работы здесь всегда хватало.
Наконец добравшись до широкой ровной лены Варшавского шоссе, я почувствовал, как теплеет на душе. Оставшиеся пять километров можно было назвать прогулкой, легкой прогулкой. На шоссе я знал каждый могильник, каждый столб, каждый брошенный у обочины автомобиль. На самом въезде в город располагался крупный лесной массив. Должно быть это был самый безопасный лес на планете. Даже название у него сохранилось мирное и доброе — лесопарк «Дубки». Хищных тварей туда просто не пускали. Группы охотников регулярно прочесывали лесные угодья, выслеживали их и убивали. Съедобная дичь шла на стол Падольчан, а несъедобная… По ночам ее было кому оприходовать.
Читать дальше