Блохин Николай - Царское дело

***

- Ну, что перестал наконец выть? Ну - молодец, молодец, хорошая собачка. А ну-ка! - Вверх взвилась его правая рука. - Ай да прыжок!.. Ну, куда они все пропали, Джемка? И Жилик (Жильяр - преподаватель франц. языка - Н. Б.) какой-то не такой, глаза прячет.

Наконец они пришли.

- Папа! Джой выть перестал. Папа, я хочу, чтоб в Кресты мы с дядей Григорием пошли.

- Это невозможно, Алексей, его больше нет. Его убили. Мы сейчас с его погребения.

Коробка выпала из рук, все внутри сжалось и похолодело, в ноге проснулась старая боль.

- К-как убили? Он что, на фронт ездил?

- Нет, убивают не только на фронте.

- А, а, кто, как? Как можно его убить?! Кто?! За что?!

- За то, что мы его любили. А убили наши с тобой подданные. Граждане!

- Когда ехал сюда, ты уже знал?

- Прости, знал.

- Джойка поэтому выл?

- Да.

- А перестал почему?

- Так, панихиду отслужили, погребли, сейчас он на пути к Царству Небесному, чего же выть?

- Ты накажешь убийц, папа?

- Нет. Григорию Ефимычу это не надо. А убийцам Бог воздаст.

- И ты уверен, что надо так поступить, это Его воля?

- Да.

Царевич опустил голову. Он всегда чувствовал, что его отец имеет право говорить вот так про Божью волю.

- Но все-таки, Ники, все эти михайловичи ладно, но Элла, как она могла дать убийцам телеграмму, что она приветствует их патриотический акт? Это же невозможно!

- Совершенно верно, Аликс, дорогая, это невозможно, не было телеграммы, монахиня Елизавета, вдова убитого террористами, не может одобрить убийства. Телеграмма подстроена полицией.

- Полицией?!

- Да они мне кипы подсовывали материалов о гулянках-пьянках нашего Друга (Распутин - Н.Б.), которых не было. Приходит сигнал из полиции, что он в "Яре" гуляет, а он в это время у меня сидит. А в "Яре" гуляет какой-то ряженый.

- Ох, Господи, иногда мне кажется, что наша семья в таком одиночестве.

- Нет, Аликс, мы не в одиночестве, мы - в осаде.

Она со страхом посмотрела на супруга.

- А впрочем, не совсем. - Он, улыбаясь, показал на дверь. Там сидели Джой и Джемми.

- Забавная парочка, - тоже улыбаясь, сказала Царица, - особенно смешно, как она у него под брюхом бегает, не касаясь спиной брюха.

Джой лежал рядом с уже уснувшим хозяином, стерег его сон, готовясь уснуть самому и поскуливал, радуясь миру и тишине царившим в этой огромной замечательной конуре под названием Александровский дворец. Мир и тишина жили в каждом обитателе дворца, это Джой очень остро ощущал, вдруг вспыхнувшая непонятная тоска прошла, и ему казалось, что успокаивающие благие волны дворцовых мира и тишины должны накрыть собой всю землю и вся земля должна почувствовать какие замечательные у него хозяева, и порадоваться за него, английского спаниеля, живущего в русском дворце.

***

Когда иерей Афанасий вышел на улицу, его зашатало. Встречный удар бурного весеннего солнца Великой Субботы явился довеском к тому состоянию ошеломления, в котором он пребывал. Ему казалось сейчас, что на фоне солнечных лучей, бьющих по глазам, стоят те, кого он только что исповедовал, - бывший Царь и его семейство и это от них идет сияние. Сейчас до него дошло окончательно и выразилось в скороговорочной фразе испуганным шепотом:

- Господи помилуй, да ведь я исповедовал святое семейство. - Никогда не предполагал, что такое случится в его иерейской жизни, и вдвойне не предполагал, что ими окажутся эти люди, сплетням про которых, ну хотя бы десятой их части, сам верил. Особенно наседал вопросами на бывшую Царицу, устроив ей форменный допрос.

"...Да, когда узнала об отречении, была потрясена... - вдруг задумалась, уйдя в себя, он знал эту редчайшую ныне особенность у редчайших исповедников - а ну-ка, дай-ка я пороюсь в глубине своей души, пороюсь, поищу тот грех, о котором батюшка спрашивает, вернулась из "себя" с улыбкой, и вы знаете, чувствую в себе преображение и оно мне приносит радость, я стала замечать в себе смирение. Ой, Господи, помилуй, какое там смирение, но спокойствие - точно". Он вгляделся в ее глаза и действительно увидал там спокойствие. И его захотелось назвать святым.

...Нет, ни на кого зла не держу, даже на Кирилла и Николая Михайловича.

Он знал уже, как изгалялся Николай Михайлович в своих посланиях клану о Царице. Всеми ругательствами, что есть в русском языке, она была награждена.

- Что, и даже на него?

Нет, ни на кого. Всем все простила и сейчас прошу прощения у всех... Что? Вмешательство в государственные дела? Связь с Распутиным? Ой! - едва не рассмеялась, - нет, никогда, да считаю его святым человеком... Нет, ни о чем не жалею, а уж о потерянной власти - никогда, я ее вообще и не желала никогда. Что?! На супруга?! Зло держу?!