Лимонов Анатолий - Девочка Прасковья

Над лесом что-то загудело. Вертолет? Я отбросил журнал и вышел из избушки. Небо просматривалось очень плохо. Разрывы в облаках то возникали, то быстро затягивались вновь. Что-то пролетело в некотором отдалении от нас. Спасатели все же пытались нас обнаружить в районе гор и холмов. Там, на вершинах, видимость сейчас была, наверное, более-менее подходящей. Но нас-то там уже не было... Мы то появляемся, то исчезаем, точно играем с парнями из МЧС в прятки. Еще подумают, что мы дурачимся, и вообще искать перестанут! А ведь нам тут совсем не до игр... Я прошелся по окрестностям, присматривая подходящую поляну на случай, если придется разжечь костер-маяк, и для того, чтобы на нее мог опуститься вертолет. И, знаете, кажется, кое-что нашел! Метрах в трехстах от избушки имелась поляна, вполне способная принять вертолет. Правда, буря здорово ее замусорила, закидав большими сухими сучьями и оторванными лапками елей. Но если тут немного поработать, то можно будет подготовить приличный аэродромчик. Да и с воздуха это пространство легко просматривалось. Вот очистится небо, и можно зазывать долгожданных гостей. Не желая оставлять Пашку надолго одну, я поспешил обратно на заимку. И тут увидел небольшой островок малины, на котором, несмотря на жуткую бурю, сохранилось еще немножко крупных спелых ягод. Я бегом вернулся в избушку, проведал Прасковью, утер ей пот и смочил водой губы и, взяв котелок, полетел в малинник. Пока собирал ягоды, комары изрядно меня натыкали своими острыми и жгучими хоботками. «Надо было бы намазаться мазью!» — вздрагивал я от укусов. Но я так спешил, чтобы сделать Пашке приятное, что даже забыл накинуть на себя майку. Над горами опять кто-то пролетел. Судя по звуку и скорости передвижения это был, вероятнее всего, вчерашний «кукурузник». Наверно, там проходил его обычный маршрут. В лесу уже стало вечереть, так как солнце сюда не проникало, то и сумерки появлялись у подножия высоких деревьев раньше обычного. Наполнив треть котелка ароматными ягодами, я вернулся в избушку. Там я перебрал малину, засыпал ее сахаром, помял и сделал весьма аппетитную массу. «Чай с малиновым вареньем — лучшее средство от простуды!» — радовался я. Так как дело шло к вечеру, то пора было подумать и об ужине. Я поставил на печку подогреваться чай и кашу. Подкинул в топку дровишек. Подбирая в углу последние сухие поленья, я вдруг наткнулся на водочную бутылку, видимо, ранее кем-то аккуратно запрятанную за поленницу. В поллитровке еще плескалось около двухсот граммов кристально чистого напитка.

— Эге, видать, это чья-то заначка! — усмехнулся я, отвинчивая крышку.

Водка пахла очень сильно, а, стало быть, не утратила своих качеств. «Водка «Урожай». Крепость 42°» прочитал я на потертой этикетке.

— Ого! Крепач! — присвистнул я и решил использовать это зелье для компресса Пашке.

Смочив теплой водой бинт и вату, я полил на них сверху водкой и наложил эту повязку на грудь девчонки. Потом снова укутал ее посильнее. Дело было плохо. Прасковья моя была уже, видать, в беспамятстве. Она задыхалась, и от нее разило жаром, как от буржуйки. Она не отвечала на мои слова, не пила и не ела, не открывала глаза... Я постоянно утирал пот с ее лица, смачивал водой сохнущие губы, иногда давал понюхать нашатырный спирт.

Потом я принес из леса и разложил возле лежанки свежие ветви сосны и ели. Они здорово освежали воздух. Когда ужин был готов, а в лесу уже стало совсем темно, я приготовил кружку чая с вареньем и принес его Пашке. Она лежала тихо, тяжело дышала и глядела на меня. Какие же стали у нее глаза! У меня даже сердце сжалось в комок. Подернутые какой-то печальной пеленой, они смотрели безучастно, неузнаваемо, покорно. Это был взгляд угасающего человека, не имеющего уже никакой надежды на исцеление, на продолжение жизни... По красным впалым щекам скатились слезинки.

— Паш, ты что, а?! — тронул я ее за плечо.

Она узнала меня и прошептала одними губами:

— Ничего... все нормально... — и даже слегка улыбнулась.

— А я тебе чай с малиной приготовил! — сказал я радостно. — Такой вкусный! Попей, пожалуйста, а то совсем ослабнешь! Он здорово помогает! Я тебе и компресс сделал... Теперь обязательно поправишься!

Я усадил Прасковью на лежанке и попоил чаем. Так как руки ее сильно дрожали, то я держал кружку сам, поднося ее к девичьему рту. Пашка сделала всего три глотка. И еще я едва упросил ее принять еще хоть одну таблетку. Ей было тяжело глотать. Потом она снова легла. Я вылил остатки водки на компресс, прикрыл девчонку шубкой и присел рядом. Больше я ничем не мог ей помочь.