Петров Александр - Миссионер

С сожалением наблюдал он, как одну девочку увела мать, от которой исходила необъяснимая опасность.

Зато другая, в красном платье, осталась и даже сама побежала вглубь зарослей, где уже никто не сможет ему помешать. Вот уж, действительно, на ловца и звереныш бежит! Он растворился в бурлящей сладости животного восторга и превратился в охотника за беззащитной жертвой.

Монастырь

Выручил всех Юрий. Он предложил свою «Ниву» и выразил готовность ехать с ними к отцу Алексию, знакомство с которым так его поразило.

В машине спереди сидели братья, а сзади Бугор с Геной. Последние не разговаривали. Наверное потому, что от Гены веяло густым перегаром и самодовольством. Он не проявлял ни малейшего желания раскаяться, всем своим видом выражая упрямство: пил и буду пить, а вы мне не указ.

Юра рассказал брату о причине своего внезапного решения съездить в монастырь. Андрей внимательно выслушал, кое-что уточнил и, перебирая четки, углубился в молитву.

На остановках в Переславле и Ростове Гена озабоченно сбегал от всех и возвращался в машину повеселевшим, со свежим запахом спиртного. Бугор ничего не говорил, но в сторону Гены даже не смотрел. Юра для снятия напряжения включил радио. Оттуда неслась сплошная похабщина комментаторов-ди-джеев вперемежку с африканской музыкой, похожей на буханье сваезабивочного копра.

Переславль и Ростов произвели гнетущее впечатление своими храмовыми строениями, принадлежащими Министерству культуры, потому чужими и бездушными. Суета моложавых европейских пенсионеров только усиливала впечатление показухи. Нищета народных районов соседствовала с нагло демонстрируемым богатством особняков нуворишей и офисов банков. Да еще низкие серые облака и холодный ветер с косым дождем тоже совсем не улучшали настроение. На подъезде к Иванову Гену разморило, и он заснул, привалившись к боковому стеклу, но на поворотах его бросало в сторону Бугра, и тот, ворча, отталкивал его подальше от себя.

Справа сзади что-то мягко постукивало. Бугор предположил, что это брызговик бьет на ветру. Машина летела легко, двигатель звучал ровно, поэтому водитель ехал дальше и не обращал внимания на эти мягкие ритмичные удары.

Юра гнал машину от Ярославля без остановок.

После путанного и суетного Иванова, плотно накрытого темно-серыми облаками, стали появляться синие разрывы, из которых иногда ярко взблескивало летнее солнце.

Не доезжая до монастыря километров тридцать, обогнули сельцо с разрушенной церковью и решили остановиться в поле, чтобы у Гены не появилось соблазна еще раз «добавить».

Андрей с Геной сидели на обочине грунтовки в густой просохшей уже траве среди обширного поля люцерны и слушали тишину. Небо все чаще позволяло солнцу выглядывать из-за пелены многослойных причудливых облаков. Юра с Бугром поехали к избе на горизонте уточнить дорогу и купить молока. Метрах в трехстах работала косилка. Но вот она остановилась, и из стеклянной аквариумной кабины выбрался механизатор в светлой ковбойке и бегом направился к ним.

— Ты погляди, — указал на бегущего Гена, — спешит так, будто выпить хочет.

— Кто про что... — вздохнул Андрей.

— Ух, успел! — констатировал механизатор и сел на траву рядом. — Я чего бежал-то: спички есть? Мои отсырели.

Гена разочарованно протянул зажигалку.

— Тебя как зовут, бегун? — глядя в серое небо, издалека начал Гена.

— Да имя у меня — один позор! Яврейское какое-то — Рафаил. Всю жизнь стыжусь его.

— А ты разве не знаешь, что Иван и Мария — тоже еврейские имена? — подал голос Андрей.

— А что, правда? Еврейские?

— Ну, да. А именем своим ты гордиться должен, оно у тебя не человеческое, а архангельское. Есть на небесах Архангел Рафаил. Вот какой у тебя Ангел-хранитель.

— Ну, ладно! Короче, Склихасофский, у тебя че есть? — вернул разговор в нужное ему русло Гена.

— Сейчас подвезут.

— Вот это другой разговор, — уже с улыбкой продолжил Гена. — Ты вообще-то крещеный, мужик?

— Не-а. Некому было...

— Ты же русский, значит, должен быть православным. Вон рядом в селе церковь какая красивая — и разрушена до сих пор, — Гена вскочил и зажестикулировал руками. — По всей России храмы восстанавливают, веру народу возвращают, а ты здесь только самогон пьешь да имени своего архангельского срамишься. Не-хо-ро-шо!

— Так креститься, поди ж, денег надо? Кто за так-то чего делает? А у нас денег уже несколько лет не платят. Правда, мы тут с сыном две недели одному из Москвы лесины из самой чащи на лошади возили. Одну к одной подобрали. Лучшие — прямо, как струнки. И все одной толщины. Он нам целых тридцать рублей дал. Так мы сахару сразу купили. Ну и выгнали. На зиму теперь запаслись. Да у нас кроме сахару все свое. Одна проблема — сахар! А других нету. Вон сын с внучкой едут уже.