Петров Александр - Мой дворец

По ходу моего продвижения по неизвестному маршруту, слева из-за кустов и деревьев, праздничным тортом на семейном торжестве появилась сказочной красоты церковь Покрова. Меня повлекло в задумчивую тишину с золотом иконостаса и свечей, где отовсюду вопрошающе глядят на тебя, сквозь тебя, в самую глубину сердца – пронзительные глаза святых. Но ворота оказались запертыми на огромный амбарный замок. Между призывом Вседержителя «придите ко Мне все нуждающиеся и обремененные» и ответным движением человека воздвигнута непреодолимая преграда, которой, впрочем, не удалось остановить вспышку благодарственной молитвы из моего раскаленного жарой нутра.

Нечто вроде этого происходило в первый раз, в тот самый первый раз, когда я пытался сознательно и по доброй воле войти в храм. А ночью, душной июльской ночью, когда в предрассветном лиловом тумане воздух вибрировал от птичьего стона, а я проснулся и лежал с закрытыми глазами, ожидая чего-то необычного – вновь оказался я у входа в мой запредельный дворец. Слева и справа от величественных золотых ворот стояли огромные рыцари в черных доспехах с волчьими мордами. При моем приближении они оскалились и угрожающе зарычали. В испуге и нерешительности я остановился и почувствовал противную слабость в ногах и унизительное чувство беспомощной обиды.

– Входи, не бойся, они тебе ничего не могут сделать, они способны только пугать и угрожать, – раздался где-то рядом приятный голос.

Я втянул голову в плечи, зажал уши ладонями, чтобы не слышать злобного рычания; задержал дыхание, чтобы не вдыхать серный смрад из волчьей пасти; и решительно вошел в распахнутые ворота. Раньше меня изумляло, как такой роскошный дворец может оставаться пустым, где его обитатели, почему мне приходится бродить по безлюдным комнатам? На этот раз я обнаружил множество людей: они отличались возрастом и внешностью, но их объединяло нечто такое, что редко можно встретить в обычной земной жизни. Я еще не понял что, но это свойство окружающих меня людей весьма располагало к ним. Жители дворца – кто в одиночестве, кто в компании – так же как я, бродили по залам, коридорам, зимнему саду, выходили на веранды, в полголоса разговаривали, обменивались улыбками и краткими рукопожатиями – но вдруг я понял, что они меня не видят! Меня допустили к ним, но частью их сообщества я так и не стал.

Ранним утром я проснулся и ощутил в голове ясность, в теле бодрость, а в душе четкое стремление войти в храм, который до сих пор оставался для меня закрытым. По утреннему туману, в косых молочно-розовых солнечных лучах, сквозь птичью трель и тонкие ароматы скошенной травы и цветов – чуть ни бегом, переполненный радостным предчувствием, шел я в храм, чтобы впервые принять участие в утренней церковной службе.

У входа в церковную ограду стояли, сидели, дрожали от влажной прохлады и тянули руки нищие. Один из них отделился от сообщества и походкой пьяного матроса приблизился ко мне. На его опухшем лице зияла гнилыми зубами наглая усмешка, он протянул грязную руку в тюремных татуировках чуть ли ни к моему горлу – я отшатнулся.

– Братан, дай на пузырь, а? – просипел он, обдав меня сернокислым перегаром. – Трубы горят.

– Да не слушайте вы его, он только и может, что пугать, да вымогать, – сказала бойкая старушка у ограды.

Пройдя мимо наглеца, раздал десятки нищим и ему – последнему.

– Ты чего, братан? – возмутился тот. – Да что я куплю на этот червонец? Ты знаешь, сколько бутылка стоит?

– А я тебе не на водку, а на хлеб милостыню подал.

– Ну, ладно тебе, братан, – снова засипел он, догоняя меня. – Я же вижу, у тебя бабки есть. Дай на бутылку!

– Не дам, – сказал я и устремился в храм. За спиной послышались угрозы наглеца и возмущения остальных нищих.

В церкви я стоял один, исподтишка оглядывался: вокруг меня бородатые мужчины, женщины в платочках и притихшие дети внимательно слушали каждое слово священника, крестились и кланялись, как бы приглашая и меня присоединиться. На какой-то миг показалось, что меня так же как в ночном дворце никто не видит и не слышит, но вот я обратился с вопросом «где можно подать записки?», ответил строгий мужчина, на секунду осветившись доброй улыбкой, я пристроился к столу с листочками бумаги и шариковыми ручками, стал писать записки «О здравии» – и вдруг обнаружил, что имён у меня гораздо больше, чем места на одном листочке. Взял еще один, потом другой, потом, уже с надписью «О упокоении»…