Козлов Сергей - Отражение

Глава четвертая

ОЛЬГА

1

Иногда хочется повернуть время вспять, иногда хочется остановить его, а иногда ничего не хочется — вот и живешь по течению. Так жила последние годы Ольга Максимовна Рогозина. С каких-то пор, с какого-то упущенного мгновения она утратила чувство времени, и окружающая реальность сквозила вместе с его течением, как сон, на который она не в силах была повлиять.

Если в нем что-то менялось, то Ольга безропотно принимала новые условия игры, подстраивалась...

Жалела ли она о чем-то? Задавалась этим вопросом часто и не находила ответа, но прошлое иногда все же тревожило ее.

Упущенные возможности? Но кого, в конце концов, не посещают мысли о том, что многое в прожитой жизни можно было сделать лучше, правильнее?

Окончив университет, Ольга ни дня не работала по специальности. Филолог в ней просыпался лишь в те редкие мгновения, когда в полном одиночестве она прикасалась к томам огромной семейной библиотеки. Страсть Степана к книгам была огромной, но последнее время он читал мало, днями и ночами пропадал на работе, а всю интересующую его литературу доставляли на дом аккуратными упаковками. Ольга бережно расставляла новые книги на полки в его кабинете. Энциклопедии, справочная литература, классика и совсем немного современной. Современную литературу Степан недолюбливал. На чем свет стоит ругал писателей: они, мол, расквасили своими ноющими героями-интеллигентами народ, теперь запугивают его вездесущей мафией, что последней только на руку, а напоследок пытаются создавать фантастические образы народных суперменов, защитников униженных и оскорбленных. В результате — народ снова ждет, что придет Илья Муромец и накажет нехороших дяденек. Да так, мол, этому народу и надо! За темноту его, за все гражданские войны, за слепоту, за умирающее национальное достоинство...

Ольга никогда не спорила со Степаном. Наоборот, всегда пыталась понять, принять его точку зрения, даже если была с ним не согласна. А он, со своей стороны, полностью доверил ей «гуманитарное» воспитание сына. Чтобы она не угасла в домашнем быту, Степан специально для нее открыл сеть магазинов женской одежды, где она стала директором. Причем подбор завозимого товара полностью возлагался на нее. Сама подыскивала партнеров в Москве и в Европе, сама производила закупки, и, если верить бухгалтерам, неплохо справлялась: магазины приносили небольшую, но стабильную прибыль. Бывали, конечно, и провалы, которые зависели от двух главных определяющих: налоговой политики государства и своевременной выдачи заработной платы его гражданам. Но Степан всегда быстро и сполна восстанавливал нужный баланс, называя это инвестициями в семейный бизнес.

Ольга прекрасно знала о делах Степана. Когда просил — давала ему советы. Особенно по женской части. Прекрасно знала, что теневой мир поделился на жуликов (в основном бывших спортсменов) и синявок (блатных, которые имели по нескольку ходок и отличались особой жестокостью в «работе»). Пару раз, когда война за сферы влияния была в самом разгаре, ей с сыном приходилось уезжать, чтобы исключить слабое звено, за которое могли ухватиться «конкуренты». За последние же два года страсти заметно поутихли. Большинство бригад легализовалось, успешно отмывало деньги, а лидеры превратились в раздобревших солидных бизнесменов. Но жить они продолжали по своим неписаным законам, и стоило «простому смертному» приблизиться к ним, то его тут же затягивало, как в воронку, и он волей-неволей вынужден был принимать их условия игры, плача или хохоча над всенародно принятыми конституциями и демократическими законами.

Ольга никогда не ставила перед собой вопроса, как относиться к делам мужа, это был ее крест. Тем более что по первым ступенькам в эту пропасть они шли под руку. И теперь ей оставалось только украдкой бегать в церковь, чтобы ставить свечи всем святым, молить их, дабы уберегли Степана от бандитской пули. Его же самого она бандитом не считала, не принимала этого сердцем, не видела ничего такого в его поведении, в отношении к людям. Во всяком случае, ей было с кем сравнивать.

И все эти годы она знала, что рано или поздно его убьют. Их всех рано или поздно убивали. А они настырно и жадно лезли в эту грязную кормушку, как слепые котята, отталкивая друг друга, чтобы примириться со временем на одной кладбищенской аллее. На этой охоте не было правил, а лицензии на отстрел выдавались по интересам. И, разумеется, народ не жалел их, даже радовался, в надежде, что когда-нибудь они перестреляют друг друга. Видимо, народ не знал закона сохранения дурной и злой энергии.