Козлов Сергей - Отражение

Выход рядовому Рогозину подсказал зампотыл — поседевший и давно плюнувший на карьеру подполковник, который с солдатами общался мягко, наедине называя их по именам, словно каждый из них был его сыном. Поговаривали, что его родной сын был обычным Ванькой-взводным и погиб в первый год войны в Афгане.

— Вот что, Сема, — как-то ни с того, ни с сего заговорил с ним Батя (так прозвали солдаты зампотыла), — если не хочешь два года свиней кормить — пиши рапорт в военное училище. В этом тебе никто не имеет права отказать.

— А пограничное училище есть?! — загорелся рядовой Рогозин.

— Есть, а я уж в штабе за тебя замолвлю слово, чтобы время подготовиться дали. Не вздумай только в Рязанское вэдэвэшное подавать, конкурс сильно высокий, а у тебя вместо прыжков с парашютом — свиная параша! А погранцы, сам знаешь, они структура кагэбэшная, у нас и Генеральный Секретарь нынче оттуда. У тебя с родословной все в порядке?

— Да вроде...

— Ну, так не жуй сопли, пиши! Время-то идет! До весны ползимы осталось. Книги какие надо?

— Спасибо, товарищ подполковник.

— Не за что, сынок. Быть русским офицером большая честь и самая бесприютная работа.

Он так и сказал «русским», а вот насчет бесприютности тогда Семен не понял.

2

В ущелье было тихо и жарко. Солнце словно за что-то зацепилось и не хотело покидать точки зенита. Сначала лезли в горы — к черту на рога, теперь спускались прямо в тартар, и с обеих сторон высились обращенные в камень ифриты. А на плечах у них могли оказаться вполне реальные моджахеды. В дремучем лесу, в царстве родного лешака чувствовал бы себя спокойнее.

Взвод шел в полном молчании, максимально рассредоточившись по узкому проходу между горами. У каждого был свой сектор наблюдения. Так и шли, задрав головы, готовые в любую минуту открыть ответный огонь. Но каждый из бойцов понимал, что ответить с этой тропы притаившемуся в скалах врагу весьма сложно.

Вертушки здесь прикрыть не могли, а БМП — проехать. Когда поступила команда пограничникам пересекать афганскую границу и отжимать душманов подальше от границы СССР, никто не представлял себе всю сложность выполнения данной задачи. Детально изученные карты на деле оказались непроходимыми тропами. Там, за Пянджем, земля была действительно чужой, горы встречали непрошеных гостей настороженной тишиной, иногда взрывавшейся пулеметными очередями и залпами гранатометов. И хотя серьезной войной здесь не пахло, потери были. Задачи же, поступавшие, скорее всего, из ГРУ, чаще сводились к поиску тайников с оружием и наркотиками. Местные таджики уже тогда с неодобрением смотрели на «боевые операции» пограничников.

Поиск очередного тайника занял у лейтенанта Рогозина уже трое суток. Двое потребовалось, чтобы дойти до этого ущелья. От всего живого на всякий случай шарахались. Принцип простой: не доверяй никому, кроме своего «калаша». Даже лояльные к кабульскому правительству афганцы, таджики или аймаки (а таких почти не было) могли сдать отряд моджахедам. И не обязательно за деньги... Поэтому проводников не брали. Замполит учил интернационализму, а инструктор из ГРУ — никому не верить.

Утром на четвертые сутки вступили в ущелье. Парадокс: искать днем — опасно, ночью — смешно. Искали небольшой отрог, в котором просматривались бы неглубокие пещеры — вот и вся наводка, вот и все ориентиры. От такого-то аула — столько-то, от поворота на такой-то дороге — столько-то. Спросить не у кого и нельзя! Казалось бы — никакой буйной растительности, но камни хранили свои тайны не хуже, а, может, и лучше. Так и до Гиндукуша можно доковылять.

Порой приходилось лезть на скалы, чтобы хоть немного осмотреться по сторонам. Из-под ног сыпались камни, и в сухой тишине ущелья отраженный многократным эхо шум заставлял солдат пугливо водить стволами из стороны в сторону, дабы не упустить тот миг, когда в какой-нибудь расщелине начнет прицеливаться снайпер или обладатель НУРСа.

Лейтенант Рогозин шел первым и думал, что в слове Памир есть слово мир. А замыкал движение старшина Пахомов, которому до дембеля оставалось каких-то два месяца. Рядом с лейтенантом шел единственный в его подразделении таджик да и то наполовину — мать у него была из уйгур. Отслужил он всего полгода, а звали его Дурды. По фамилии в связи с таким звучным именем его не называли даже на поверках. Именно он оказался ближе всех к командиру, когда тот понял, что наступил на противопехотную мину. Наступить на нее — полдела, а вот сойти с нее — значит подорваться.