Козлов Сергей - Дежурный ангел

- Правильно, а Жуков ими командовал.

- А-а...

- Ну а тебя-то как зовут?

- Мишка...

- Михаил, стало быть, как Архангела.

- А Архангел кто? Тоже генерал? Тоже солдатами командовал?

- И командует, только на небе.

Последнего Мишка не понял, но в подробности вдаваться не стал. Раз в небе - значит, летчик. Летный генерал или маршал. Осознав это, Головин испытал к своему имени настоящее уважение. И решил, что теперь его тоже должны звать Михаилом. Отчество, конечно, пока не обязательно. Да и какое отчество без отца? Но Михаилом - обязательно.

- «Михаил» знаешь как переводится? «Кто как Бог!»

- Кто переводится? Откуда переводится? - опять не понял Мишка. - Командующий переводится?

- Ладно, не ломай голову, - махнул рукой Георгий, и только в этот момент Мишка заметил, что рука эта легла ему на плечо. Бояться уже было поздно, но он решил, что будет настороже.

- А ты почему не в школе? - удивился вдруг Георгий, а Мишка, в свою очередь, удивился, что все взрослые одинаковы, и приготовился к тому, что сейчас его здесь, в лесу, отчитает за прогулы бежавший из тюрьмы человек. При этом он так вздохнул, что Георгий захохотал.

- Ну, не хочешь говорить, не надо! Давай лучше твой шалаш прочнее сделаем. Мне тут, пока отлеживался, много мыслей в голову пришло, как его усовершенствовать. У меня в свое время тоже такой штаб был. Во-первых, мы его углубим, у меня еще саперная лопатка есть. Сделаем полуземлянку...

Вдвоем они принялись за работу. Георгий копал, а Мишка стаскивал к шалашу большие еловые лапы, которыми планировалось застелить пол. Работали весело и споро, но в какое-то мгновенье Мишку вдруг тоже посетила мысль. Глядя на то, как старательно выворачивает дерн Георгий, как рубит корни, он подумал, что беглец может остаться здесь навсегда. И следом пришлось думать о том, как они будут вдвоем уживаться.

- Дядя Георгий, а вас не поймают? - спросил Мишка.

- Поймают, - не отрываясь от работы, ответил Георгий. - Я вообще-то сюда по делу прибежал. Понимаешь, я причинил своей матери много горя, и когда меня ранили, я сделал так, чтобы ей сообщили, будто я умер...

- Анна Николаевна! - всплеснул руками Мишка.

- Конечно, ты ее знаешь. Она, наверное, до сих пор в школе работает?

- Да, уроки литературы и русского ведет. Только в старших классах.

- Ну вот. Я ей письмо написал. Из твоей тетрадки листок вырвал и написал. Передашь?

- Передам, а из тюрьмы написать нельзя было?

- Можно, но зона есть зона. А тут посмотри, красота какая!

- Обязательно надо было бежать?

- Ну ты же не хочешь в школу идти?

- Школа - это не тюрьма, мне просто... - и дальше Мишка не нашелся, что сказать. Он вдруг понял, что именно сейчас испытывал Георгий. - Но вас же поймают...

- Поймают, - согласился Георгий, - и тебя все равно заставят в школу ходить. И ты уж мне поверь, лучше тебе ходить в школу. Не знаю, какая беда тебя из колеи вышибла, но ты же мужик! Не гоже мужику разнюниваться, правда?

- Наверное...

- Меня поймают, но в тюрьму я не вернусь, понял? - погрустнел Георгий.

- Понял, - ничего Мишка не понял, только каким-то самым далеким, самым задним умом начал догадываться.

- Так, браток, понимаешь, сложилось. Сам я, конечно, во многом виноват. А у нас уж как заведено: виноват - так во всем. Ну и получается, что я как бы отвергнутый. Последний человек, которому я был нужен, моя мать. И ты запомни: пока на свете есть мать, ты кому-то нужен, за тебя кто-то молится. Все остальные отказаться могут. А уж чтобы мать отказалась - это очень большим грешником надо быть.

Где-то над тайгой загудел вертолет. Услышав его, Георгий принялся копать с новой силой.

- Так ты унесешь письмо?

- Унесу... А почему вам самому не пойти?

- А этого я тебе, Михаил, объяснить не смогу. Сам себе не очень-то могу объяснить. По многим причинам. Не знаю, как в глаза ей смотреть буду. Не хочу еще, чтоб у нее на глазах браслеты мне на руки одевали да в спину гнали. Да и... Ох и больно мне, Миша. Ни дай Бог никому. А ей-то ведь еще больнее.

Он замолчал, и Мишка заметил, как он вытирает рукавом телогрейки слезу. Редко приходилось видеть, как плачут мужчины, и на всякий случай Мишка наклонился, будто ветки перебирает. Через пару минут Георгий достал из-за пазухи сложенный вчетверо тетрадный листок и протянул его пацану. Мишка бережно взял его и положил во внутренний карман куртки.

За каких-то полчаса разговора с Георгием Мишка вдруг повзрослел до Михаила. Он тоже рассказал Георгию про отца, про мать, про вечно пьяного дядю Олега, про больную сестренку и даже про учителя географии Андрея Андреевича. В первый раз в жизни Мишку внимательно слушал взрослый мужчина.