Козлов Сергей - Хождение за три ночи

— Он не читает, — сообщил подоспевший для беседы с родителями врач. — Пока не может... Пока...

— Ничего-ничего, эта книга сама по себе нужна. Пусть будет рядом. У него был с собой молитвослов, но, видимо, Алеша его где-то утратил...

И только в этот момент Алексей понял, что слово «Библия» ему понятно — всем своим немыслимым объемом — не по буквам даже — а общим значением. Он взял увесистый том в руки и долго смотрел на титул, словно пытался через одно слово увидеть смысл всей книги. Потом нерешительно раскрыл ее наудачу и тут же понял, что воспринимает текст. Опять же — не буквами-слогами — а всей его емкостью. «Вспомни, Господи, что над нами совершилось; призри и посмотри на поругание наше. Наследие наше перешло к чужим, домы наши — к иноплеменным; мы сделались сиротами, без отца; матери наши — как вдовы. Воду свою пьем за серебро, дрова наши достаются нам за деньги. Нас погоняют в шею, мы работаем и не имеем отдыха». Он не прочитал, а именно увидел плач Иеремии. Причем в сознании его сначала встало видение древней Иудеи, но потом захлестнули ее вдруг вспышками осиротелых деревень картинки современной России...

— Он понимает! — догадался доктор. — Он понимает! Алексей, кивните, если понимаете.

И старший лейтенант Добромыслов кивнул.

— Ну вот, кто там еще не верил в чудеса?! — искренне восхитился врач.

— Тише, тише, — успокоил его отец Петр, — никакого чуда, чудо — это знаете?.. — он попытался интонацией передать значение этого слова. — А это Библия. Так и должно быть. Так и должно...

— Так и должно... — задумчиво повторил доктор. — Я говорил главному, что надо дать работать в больнице священникам, они куда как лучше психологов. Тут с епархии даже Владыка приезжал... Мы специально молельную комнату сладили...

— Вот и славно, — обрадовался отец Петр.

— Может, я сейчас потороплюсь... Н-но... — доктор нетерпеливо достал из нагрудного кармана халата свернутый листок с какими-то записями и ручку, чистым куском подставил Алексею: — Попробуйте...

Алексей неуверенно взял ручку и вполне сносно, но почему-то печатными буквами написал «БИБЛИЯ».

— А еще? Чтобы не копировать? Сам! — не унимался доктор.

Алексей улыбнулся и вывел: «МАМА, — какое-то время подумал и добавил, — МЫЛА РАМУ».

— Мы должны это зафиксировать! — врач чуть было не кинулся за коллегами, но отец Петр удержал его.

— Очень вас прошу, не надо никакого шума. Мы когда с вами по телефону разговаривали... Когда вы мне разъяснили суть его ранения... Я долго молился. Я очень надеялся. Прошу вас, не надо делать из этого шума.

— Я думал, вы тоже заинтересованы, — удивился врач.

— Да это одному Господу известно, как оно произошло. Тут лишний шум больше вреда нанесет. И мне укажут, что чудеса тиражирую...

Алексей, между тем, открывал Библию все в новых и новых местах, словно проверял способность распознавать текст. Он не мог рассказать спорящим сейчас отцу и доктору, что воспринимает словесную вязь совсем иначе.

Раздосадованный врач положил в карман халата бумагу с каракулями старшего лейтенанта Добромыслова:

— Ну, как хотите, а это я все равно коллегам покажу, не имею права молчать, это, в конце концов, прогресс в лечении.

— Да Бог с вами... — ответил батюшка.

Отец и мать пробыли в госпитале еще три дня, причем им даже предоставили палату, как в гостинице, чтобы Петр Васильевич мог в молельне только служить, а матушка ему помогала. За это время они узнали, что скоро приедет какой-то большой воинский начальник, чтобы вручить награды раненым, и в том числе их сыну, капитану Добромыслову. После чего состоится комиссия, которая освободит его от службы по состоянию здоровья.

— На все воля Божья, — ответствовал священник.

Отцу надо было еще в Москву. Он попросил у сына прощения и сказал, что как только его выпишут, они приедут за ним, чтобы сопроводить домой. Немому в нынешнем мире не так просто. Алексей, прощаясь с родителями, счастливо улыбался, а на следующий день, после того, как они уехали, собрался и, естественно, никому ни говоря ни слова, ушел из госпиталя. Не дождавшись награды...

* * *

— Нет, Лexa, надо обязательно стать генералом! И орден получить! Зачем мы тогда под погоны лезли?

— Курсант Смирнов, ты еще и маленьких звездочек не получил, а уже о больших грезишь.

— Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом!

— Не, Тоха, плох тот солдат, который просто не мечтает.

— Мы, правда, со всеми в мире помирились, точнее — перед всеми разоружились. Смотрите: мы теперь мягкие, пушистые и даже не летаем, чтоб никого не раздражать. Так что вообще не понятно, зачем нам теперь армия. Отца вот уволили... По-тихому...