Козлов Сергей - Бекар

— Не знаю, — честно сообщил Василий.

— Ну да, мало тут никому не покажется. Сотрясение плюс десять переломов! Все пальцы, кроме больших, и ещё лучезапястные! В каком гестапо ты побывал?

— Да тут, недалеко, — попытался пошутить, но вдруг понял самое главное: — Играть смогу?

— Футбол, хоккей, шахматы, теннис, подкидной дурак, преферанс — никаких проблем! Не сразу, конечно...

— На фортепиано?

Хирург замер, заметно растерялся. Профессиональную деловитость в глазах сменило сочувствие. Но он довольно быстро нашелся:

— Так это ты, Вася, наш колхоз на всю область прославил? Говорят, у тебя золотые руки...

— Я про ваши то же самое слышал.

— А! — подмигнул доктор. — Резать — не клеить! Но ты нос не вешай. «Повесть о настоящем человеке» читал?.. Там лётчик Маресьев без ног летать смог.

— Читал, — скептически произнес Василий.

— И в отрицательном следует находить положительное. Десять переломов дают тебе освобождение от воинской службы.

— Это меня как раз не радует.

— Ты что, не современный молодой человек?

— Выходит так.

— Тогда тем более не имеешь права сдаваться. Валь, заканчивай, у меня там ещё клиент с рассечённой губой дожидается. Может, шить придётся, — врач одобряюще посмотрел на Василия. — А одному ты, получается, врезал?

— Как врезал? — удивился Василий.

— Да сидит там у меня один... Вознесенский Максим Леонидович... дожидается, а заодно рассказывает участковому, как ты ему губу повредил, а Брагин тебе за это нанес несколько профессиональных ударов в голову, после чего ты упал и поломал себе обе кисти и восемь пальцев. Как в том анекдоте: и так восемь раз. Так зацепил ты его?

— Хотел бы.

— Понятненько, сейчас с тобой закончат, но я вынужден оставить тебя в стационаре на ночь, всё-таки сотрясение. Мы тебя немножко покапаем, а утром посмотрим.

— А домой нельзя?

— Вась, тебя в полуобморочном состоянии вырвало, вон Валентине Ивановне досталось...

— Извините, — смутился Василий.

— Ничего, — только-то и сказала молчаливая медсестра.

— В коридоре сидит Аня и твои родители, ненадолго я к тебе их пущу.

— Спасибо, Сергей Иванович.

— Да не за что.

Однако сейчас ему больше всего хотелось остаться одному. Возникло странное и неотвратимое чувство мощного перелома, после которого его жизнь должна пойти иным руслом. Не было обиды или разочарования, но нужно было свыкаться с новыми обстоятельствами. Что произошло — то произошло, и удивительно — Василий вдруг понял, что ему стало легче. Легче потому, что, не взирая на внешнее поражение, подспудно он осознавал победу внутреннюю. В том числе — над самим собой. И сейчас ему нужно было побыть одному, да не получалось.

Труднее всего оказалось успокоить отца, который обещал сломать руки обидчикам и их родителям. Метался по палате, выкрикивал ругательства, но Василий в ответ твердил своё:

— Папа, если ты вмешаешься, это будет не по-мужски.

Мать просто тихо всхлипывала и гладила его по голове. Наконец, их оставили наедине с Аней.

— Теперь я вряд ли стану великим пианистом, — грустно, но спокойно констатировал Василий.

— Ты думаешь, это что-то меняет? — Аня гладила торчащие из гипса, покрытые белым налётом подушечки пальцев.

— Но ведь ты хотела меня видеть именно таким.

— Хотела, но ещё не всё потеряно. И это не самое главное. Твоя музыка позволила мне увидеть тебя, — она наклонилась к самому уху Василия, обдав лицо чудным фонтаном волос, забранных в хвост: — Если ты меня такую бесталанную не разлюбишь, то я выйду за тебя замуж, за тебя, а не за твои таланты. Понимаешь?

Василий едва не задохнулся от окатившей его с ног до головы нежности, неловко обнял Аню закованными в гипс руками.

— Я ни о чём не жалею, — прошептал он, — главное, что ты есть у меня. Знаешь, мне даже не верится, что счастье может быть таким огромным, оно не вмещается в сердце.

— А я только сейчас начинаю понимать... — она легко отстранилась. — Войдёт кто-нибудь, мне всего три минуты дали. Я просто зашла сказать...

— Я знаю.

И действительно вошёл, правда, ни кто-нибудь, а совершенно конкретный участковый Фёдор Ильич Петренко. Усталый добрый майор милиции. С порога подмигнул ребятам:

— Прошу прощения, но мне тоже надо поворковать с Василием.

— Я пойду, приду завтра сразу после уроков. — Аня встала.

Василий театрально вздохнул. Мол, ничего не поделаешь.

— Заявление писать будешь? — сходу спросил Фёдор Ильич.

— Чем, дядь Федя? — кивнул на гипс Василий.