Тырданов Иван - Битва пророков

Русы одобрительно отозвались:

– Любо! Любо говоришь!

– А теперь я, Великий Каган Хазарии, буду вершить суд, памятуя суд царя Соломона и справедливость его!

Принесли убитых русов и положили перед черкасами. Те стали возмущаться. Пусть Каган, если он такой справедливый, принесет и убитых черкасов! Но их голоса не были услышаны. Каган спросил у русов:

– Чего достойны убийцы?

Русы ответили:

– Смерти достойны!

– Можно ли применить к ним милость вашу?

– Нет к убийцам гостей милости!

– Еще раз спрашиваю, чтобы никто не сказал, что я не хотел избавить этих преступников от смерти, – можете ли вы их простить?

– Убийцам гостя в нашем законе нет прощения!

– Спрашиваю у черкасов: вы ли убили этих людей, которые лежат перед вами? Может ли кто-нибудь сказать, что обвинен напрасно?

Черкассы загалдели, что они защищались. Каган спросил:

– Как могли пять тысяч защищаться от пятидесяти человек? Повторяю вопрос: кровь этих людей на вас? Кто возразит?

Черкасы молчали. Каган резюмировал:

– Пусть никто не скажет, что мы не позволили оправдаться обвиняемым! Русы, ваше ли это отмщение или мое?

– Наше! Наше! – ответили русы.

Каган попросил принести воды. Перед глазами черкасов он умыл руки.

– Кровь черкасов да будет платой за кровь русов, во имя прекращения распри! Да свершится правосудие!

После этих слов на берег принесли сотню приготовленных заранее крестов и разложили их четырьмя рядами. Перед каждым вырыли яму. Потом несколько групп палачей стали подводить к крестам черкасов и заваливать их на спину. Одни по два-три человека садились им на каждую руку и ногу, другие приколачивали их к кресту. Потом крест вместе с распятым поднимали и ставили в яму. После чего быстро засыпали ее и утаптывали так, чтобы крест стоял крепко. Работали они споро и слаженно. Некоторые приговоренные кричали, пытались вырваться, но на них не обращали внимания. Лишь одному каким-то чудом удалось побежать. Но убежал он недалеко и, сраженный копьем в затылок, упал лицом в песок.

Довольно скоро берег покрылся сотней без одного крестов, как будто лесом. Черкасы вначале хором кричали, проклинали, молились, стонали, извивались какое-то время, но вскоре силы покинули их, и они затихли, страдая молча. Лишь изредка то там, то здесь раздавался вопль или стон.

Русам опять привезли много бочек вина, чтобы они достойно похоронили покойников. Каган еще раз выразил соболезнования и надежду, что, видя такой суд, русы еще больше утвердятся в искренности его отношения к ним. И пусть ничто не разрушит их дружбу во век! Он объявил, что, кроме этого, сегодня по всему войску будут выявлены все христиане, которые должны будут выбрать смерть или отказ от креста, чтобы подобное преступление больше никогда не повторилось!

Русам было все равно. Они плохо отличали христиан от мусульман и иудеев. Для них все казались совершенно одинаковыми. На вопросы о Боге и их вере все говорили, что верят в Бога единого, Творца всего сущего. Как при этом они умудрялись друг с другом враждовать на почве веры – было загадкой. Все эти верования были для русов новыми, приносными, не древними, не исконными. Они знали, что в больших городах, таких как Новгород и Киев, молодежь стала увлекаться этими новыми веяниями. Богатая молодежь всегда чудит от сытости. Старики ворчали на эту новую заразу. Но в целом все русы относились безразлично к верованиям других и даже не вникали в их суть. Просто они знали, что у каждого народа свои боги. Это было естественно и понятно. Единственное, что с сегодняшнего дня крепко усвоили русы, это то, что христиане убили их сородичей, а остальные в этом невиновны. Христиан же можно отличить от других хазар по тому, что все они носят на груди изображение жесточайшей казни – распятие. Эта казнь – самое святое, что у них есть. Вера действительно страшная, нечеловеческая. Это даже не ведьмовство волкодлачье, не якшанье с упырями и кикиморами. Это что-то запредельное, не поддающееся пониманию нормального человека любой веры! Тут не нужно русам ничего объяснять и доказывать. Они и сами понимают, что люди, почитающие распятие, не могут быть хорошими людьми. Как сказал Каган: почитающий распятие – да будет распят!

На берегу шумела очередная тризна. Бочки и кувшины не успевали подносить. Разговоры велись в основном про христиан, еще стонавших на крестах. В них кидали кости, плевали, смеялись, крича: «Лучше бы вы верили в брагу, а не в распятие. Веселились бы сейчас с нами, а не висели на крестах!»