Сорокин Ефим - Енох

- Еноше, одумайся! Ты не должен ехать в город! - Она пыталась быть строгой. - Ты не должен! Я чую беду.

- Ему нужно во многом разобраться. - Тувалкаин снисходительно улыбнулся непониманию Мелхиседеки. - Сепфора? - Повернулся к женщине так, что закрыл собой Еноха и Мелхиседеку. - Сепфора, нам ни к чему обшаривать закоулки недомолвок. Сегодня я в запальчивости, может быть, сказал что-то не так, как следовало бы. Поверь, я очень уважительно отношусь к вашему дому. И более чем уважительно отношусь к тебе, Сепфора.

- Может быть, это и так, Тувалкаин, - сказала Сепфора, глядя в ноги. Лезвие света падало между ней и Тувалкаином через открытый полог шатра колесницы. - Но еще более уважительно ты относишься к своей идее объединения религий и родов. И готов принести себя в жертву этой идее и взять в жены женщину сифитов. А Енох... Енох любит меня. Во всяком случае любил до того, как ушел в пещеру. - Сепфора отвернулась, потому что заплакала. - Помогите ему, Тувалкаин.

- В твоем тоне, Сепфора, сомнение. Пусть его не будет! Мне кажется, я знаю, о чем ты думаешь. Мелхиседека настраивает тебя против меня и усиливает твое недоверие. Но, поверь, то, что мы делаем, для блага Еноха, для твоего блага, Сепфора, может быть, для блага всех сифитов. И каинитов тоже.

Женщина понимающе кивнула.

- Тувалкаин, а как же одежды Еноха? Он столько времени не был дома, а она как новая! Я своими руками ткала материю, своими руками шила платье, своими руками вышивала крестик с испода воротника, чтобы не спутать одежду Еноха с одеждой Мафусаила. Ты, Тувалкаин, знаешь, сколько он не был дома, и она - она почти новая! На ней даже нет платяной проказы! Я боюсь это произнести, но мне кажется, одежды Еноха стали новее.

Тувалкаин слушал, наклонив голову.

- Пока я ничего не могу сказать по этому поводу. Но мой жизненный опыт убедил меня, что у всякого чудесного явления - самая что ни на есть материальная подоплека. Разберемся! Поэтому я и уезжаю в город вместе с Енохом.

- Еноше, ты не должен ехать в город, - настаивала Мелхиседека, дергая брата за рукав. - Не должен!

- Воля Божья, - отвечал Енох и улыбкой пытался успокоить сестру. - Мы должны всегда творить волю Божью, даже если нам кажется, что она...

- Енох, тебя там погубят! Я боюсь. И Тувалкаина, и его жреца Иагу. Они могут с тобой сделать то же, что и с этим несчастным человеком. - Она бросила испуганный взгляд на колесницу, в которую усадили лже-Еноха.

- Я сейчас обижусь на себя, сестра!

- На что? - вскричала та.

- Мне кажется, что ты мне не веришь.

- Я и верю тебе, и... помнишь тот разговор в доме отца...

- Пора! - твердо повторил Тувалкаин.

Енох благословил домочадцев и неловко залез в колесницу.

- Не бойся, Еноше, - весело проговорил Тувалкаин, проворно усаживаясь рядом с Енохом. - Трогай!

Мелхиседека вцепилась сзади в колесницу, точно рассчитывая удержать ее.

- Еноше! - Колесница дернулась, увлекая за собой Мелхиседеку, и она побежала, чтобы не упасть. И упала бы, если бы подоспевший Мафусаил не поддержал ее.

- Отец, я погоню в город овец и обязательно навещу тебя! - крикнул вдогонку сын.

Во дворе покачивалась на веревках маслобойка, и ее замирающий скрип с тех пор всегда напоминал домочадцам об отъезде Еноха.

38. Спустя несколько сотен лет, незадолго до потопа, на смертном одре своем Мелхиседека говорила сыновьям Ноя:

- Можете поверить, это был самый несчастный день в моей жизни. Много скорби было потом: умирали наши патриархи, умирали близкие люди, тяжело болели внуки и правнуки моих братьев и сестер, болела я сама. Но никогда я не чувствовала себя такой одинокой, как в тот день (а точнее, в поздний вечер), когда Тувалкаин увез Еноха в свой город.

Молчание гор подавляло, казалось, нечем было дышать, хотя воздух был чист и прохладен. Горы дыбились зазубренной черной стеной.

Уже в доме растерянная Сепфора, прижав ко рту руки, сказала:

- У меня такое чувство, Мелхиседека, что я предала Еноха, - сказала будто со стоном. Мне бы ее пожалеть, мне бы ее успокоить. Ради совести, ее совести, но меня саму надо было успокаивать.

- Куда мы его отпустили?! - мое "мы" походило скорее на "вы". Осуждение пробилось в моем голосе. - Они сделают из него такого же несчастного, которого привозили с собой! Это же каиниты! Там, в городе... там - блудница Ноема!

- Я доверяю Еноху! - горячо возразила мне Сепфора. С упреком.

- Я не о том! Она не только блудница! Своим волшебством она может останавливать течение реки, удерживать полет птиц, она может творить зло, о котором сынам Божьим и говорить нельзя! - выкрикивала я то, что Сепфора знала и без меня. - С тех пор как вернулся Енох, я как бы чувствую эту жрицу возле себя, точно она рядом и смотрит на меня. Она даже смотрит на меня изнутри меня самой! Она следит за нами!