Петров Александр - Дети света

Луначарский не одобряет «устаревший символ». Горький поэмы не понял и отделался пустяковым замечанием. Каменев говорит ему, что эти стихи не следует читать вслух, поскольку он якобы освятил то, чего больше всего опасаются старые социалисты. Троцкий требует заменить Христа Лениным. Акмеисты-символисты руки ему не подают. Волошин предполагает, что красногвардейцы гонят Христа на казнь. Зинаида Гиппиус сказала: «Я не прощу никогда», впрочем, поспешила добавить: «твоя душа невинна». Адамович восклицал: «Заподозрить Блока в расчете и каких-либо сделках с совестью способен был только сумасшедший».

Полной неожиданностью стало появление Христа и для самого Александра Блока: «Когда я кончил поэму, я сам удивился, почему Христос, неужели Христос, когда надо, чтобы шел Другой. Но чем больше я вглядывался, тем явственнее видел Христа и тогда же записал себе: к сожалению, Христос, именно, Христос». Это подчинение мистической воле своего вдохновения далось Блоку нелегко, учитывая, что он был на самом пике своего богоборчества, отзываясь о Спасителе весьма нелестно.

Через три с половиной года, уже перед самой смертью Блок скажет: «А все-таки я Христа никому не отдам».

Что происходило в его жизни эти мистические три с половиной года — евангельские, но и апокалиптические? Советские и демократические источники об этом пишут невнятно. Значит, было там Нечто! Это же, как говорится, элементарно. Логика простая: если что-то упорно замалчивают или о чем-то лгут богоборцы, значит, ищи там самое главное.

Месяц поисков Петру ничего не дал. Кроме мистического ощущения, что он на правильном пути. Что-то с трудом вспоминали православные друзья. Да, Блок пришел к покаянию. Да, он перед смертью на все деньги скупал свои книги и сжигал их. Да, что-то о его возвращении к вере говорили в Оптиной Пустыни. Кажется, что-то читали у Павлович.

Вместе с тем пришлось познакомиться с отзывами о Блоке его современников. Цветаева называла его «вседержитель моей души», Ахматова «нашим солнцем», Мандельштам «могучим и царственным», не отличавшийся восторженностью Ходасевич сказал: «Что тут говорить, был Пушкин, и был Блок… Все остальные — между!»

Анна Ахматова в 1965-м году в набросках книги с рабочим названием «Как у меня не было романа с Блоком» писала: «Существует письмо матери Блока к сестре, где она очень сочувственно, если не восхищенно, говорит обо мне и выражает желание, чтобы у ее сына был со мной роман, но к сожалению, ему такие женщины, как я, не нравятся. Удивительные нравы, когда старые почтенные дамы подбирают любовниц своим сыновьям…»

Дальше она пишет о кончине поэта: «В гробу лежал человек, которого я никогда не видела. Мне сказали, что это Блок. Панихида. Ершовы (соседи) рассказывали, что он от боли кричал так, что прохожие останавливались под окнами. Хоронил его весь город, весь тогдашний Петербург, или, вернее, то, что от него осталось. В церкви на заупокойной обедне было теснее, чем бывает у Пасхальной заутрени. И непрерывно всё происходило, как в стихах Блока. Это все заметили и потом часто вспоминали».

И вот «однажды, когда уж и руки стали опускаться; когда казалось, что поиски зашли в тупик, чисто случайно» Петру протянули тоненькую книжицу: Анна Ильинская «Духовные дочери старца Нектария Оптинского» [1] в главе «Оптинка в миру», прочитал о Надежде Александровне Павлович.

«Они с Блоком были не только на поэтических вечерах, но и в Казанском соборе, где ставили свечи перед иконой Божией Матери.

Блок подарил Павлович первый том Добротолюбия со своими пометками. Вот некоторые строки, которые были подчеркнуты в книге… «Какая выгода приобретать то, чего не возьмем с собою». «По причине страстей… мы не можем уже познать красоту и требования нашей духовной природы». «Знайте, что дух ничем не погашается, как суетными беседами». «Душа, если не воспримет душевной сладости, расти не может».

Также Блок предложил ей прочитать «Летопись Серафимо-Дивеевской обители», что она с радостью исполнила.

Духовная связь с Блоком во многом определила дальнейший жизненный путь Н.А. Павлович. Вот как она сама пишет об этом:

«Петроград, 1 декабря 1920 г. …Я увидела человека… Зовут его Александр. Это один из крупнейших русских людей. Первое ощущение — невыразимая боль. …Иногда у меня бывало нечто вроде ясновидения — белый луч от меня на человека. Здесь не луч, сноп лучей, который, пройдя через него, как бы упал обратно, но я увидела и себя. В его душе была боль, холод, мрак и страстная память — тоска об ином мире; и мир этот был тот же, что виделся, звучал мне».