Петров Александр - Странствующий

¾ Тишенька, счастье ты наше! Что же ты так долго ехал? ¾ вопит Маша. ¾ Я приказывала тебя доставить много раз.

«Счастье» ¾ это перевод моего имени на русский язык… Разглядываю свою школьную подругу. Если бы не яркий румянец на впалых щеках и с гнусавинкой прононс, понять, что эта дама пьяна, было бы невозможно. У Маши все длинное: пальцы, шея, ноги, нос, глаза и губы ¾ это следствие, по ее мнению, смешения в ее артериях разнородных кровей. Впрочем, судя по ее бесшабашности, русская все остальные придавила. Перед ней за частоколом бутылок и бокалов высится гора красных панцирей и окурков. Рядом лежат сотовый телефон, пудреница и телефонная книжка. Она одновременно ест, пьет, курит, давит пальцем на кнопки телефона, делает пометки в блокноте и говорит:

¾ Ты видишь эту узбечку? Вообще-то она не узбечка, а японка. У нее папа русский дипломат, а мама японская японка. Зовут ее Катька. Вообще-то она не Катька, а какая-то Катаяма, что ли? Я так до сих пор и не выучила. Не важно! Катька как приезжает в Россию, в ней русский генотип дыбом встает, и она зовет меня водку пить. И самое страшное: у нее денег и здоровья ужас сколько. Мы уже две недели гудим, здесь перебывало пол-Москвы. Здоровые мужики падают, их выносят, а Катька только сегодня икать начала. А это значит, что запаса прочности у нее еще дня на три-четыре. Нет, ну ты скажи, Тишенька, это у нее от Стеньки Разина или от самураев?

¾ Это, Манечка, смотря на какую тему вы пьете, ¾ рассуждаю вслух.

¾ Она пьет, потому что ей в России грустно делается.

¾ А почему грустно, Катюш? ¾ заглядываю в щелочку узких глаз.

¾ Смысла… ик… не могу… ик… найти… ой! ¾ задумчиво поясняет русская японка.

¾ А почему, Катюша, ты столь тонкий предмет в подвале ищешь? Вы что там, на своих островах, Достоев­ского не читали, или Бунина, Акиру Куросаву не смотрели?

¾ Там это не нужно, а здесь некогда, ¾ отвечает за подругу Маша. ¾ Дело в том, что мы пытаемся найти смысл через людей, поэтому их сюда и зазываем. А они как накушаются, сразу нить теряют. Поэтому за две недели мы его и не нашли. И так каждый Катькин приезд.

¾ У вас машина есть? ¾ спрашиваю наобум.

¾ Как не быть! Целый лимузин с «Мосфильма». Длинный, как батон сервелата. Думаешь, как мы народ туда-сюда возим.

Я встаю и решительно заявляю:

¾ Слушай мою команду! Всем на выход, погружаемся в транспортное средство.

Первой вскакивает японка, готовая на все, вплоть до харакири. Следом ¾ Маша. За ними вяло встают мужчины из богемной сферы.

Ехать в лимузине еще терпимо, но забираться внутрь и рассаживаться по местам ¾ это мучение. Полубезумные люди, согнувшись в три погибели, тычутся друг в друга, с охами и стонами расползаются по сидениям. Я сажаю Валерия рядом с водителем и объясняю маршрут. Валера кивает: дорогу он знает, был там не раз.

Маша, разумеется, усаживает меня в кресле рядом с собой. Поначалу она продолжает кричать, но чем сильнее она сотрясает мою барабанную перепонку, тем тише я отвечаю. Так и она затихает и говорит спокойно:

¾ Знаешь, Тишенька, я так устала.

¾ Еще бы ¾ столько яда усвоить.

¾ Это, конечно, есть, но не главное. Понимаешь, надоело расшибать нос о стену. Уж столько раз жизнь меня учила, а все зря. Ты тоже чего-то вечно ищешь. Скажи честно, Тиша, ты нашел, чего искал?

¾ Нашел, Машенька.

¾ Правда? ¾ подпрыгивает она и приближает ухо к моим губам. ¾ Расскажи в двух словах…

¾ В двух не получится. Ты помнишь, Мань, когда коммунисты чуждые массам фильмы и концерты целую ночь по телевизору крутили?

¾ Конечно, ¾ на Пасху.

¾ А ты помнишь, как мы с тобой из чувства протеста однажды в собор в пасхальную ночь сбежали?

¾ Ага! Прикинь! То пасхальное яичко, которое ты мне подарил, до сих пор у меня в серванте лежит. И не протухло!

¾ Как видишь, самое главное лежит на поверхности. Нужно только этому открыть сердце.

¾ Понял-а-а-а… ¾ протягивает она, глядя на меня, как на полоумного. ¾ Только это ску-у-учно.

¾ А вот сейчас ты увидишь, где скучно, а где наоборот.

В салоне повисает тишина. Трое напротив нас мирно почивают, склонив головы друг другу на плечи. Вдруг Маша придви­гается и громко шепчет:

¾ Ты знаешь, Тишенька, чего я сейчас больше всего боюсь? Похмелья. В последнее время это какое-то черное безумие. Меня всю трясет… Желчью рвет по три дня. В зеркало на себя противно смотреть ¾ старухой выгляжу. Вот сейчас еду и думаю, как мне опять остановиться. И одно мешает ¾ страх перед похмельем.

¾ И эта проблема сейчас решится.