Петров Александр - Восхождение

К старости отец с каждым годом становился все более смиренным. Подолгу молчал, задумчиво глядя на небеса. В его советах звучали нотки всепрощения, любил он рассуждать про абсурдность силы и агрессии, часто просил прощения и плакал. Он не дошел до храма Божьего, но проложил дорогу для меня. Трудовые будни

Строительство детского сада Летно-испытательной базы. Раннее утро. До начала рабочего дня еще полчаса. Поздоровав­шись с народом, пожав руку заказчику Михалычу, сажусь в своей бытовке за стол и заполняю журналы. Входит и присаживается Костя. Разворачивает сверток, режет ножом сало и расточает на всю прорабскую чесночные ароматы. Утолив свой приступ голода, отрезает тоненькую пластинку сала, кладет на кусок ржаного хлеба и протягивает мне:

¾ И без разговоров! Я уже язвенник, а ты прораб. Поэтому следующий за мной. Вот так.

¾ Благодарю. Только можно вопрос? Почему не творог, сметану, там, кашку-малашку, но сало?

¾ Поживешь с мое… Сало ¾ оно обволакиваеть там все внутри. Смазываеть. Понял?

¾ Тогда последний вопрос: почему у меня, а не в своей бытовке?

¾ А там Хохол может войти. А для него сало ¾ как для нас водка. Аж весь дрожит! Спасибочки. Пойду, значить.

¾ Счастливо, Константин Григорьевич.

¾ Бывай.

Звонит телефон.

¾ Дмитсергеич, я только со «Встречи», ¾ бодро сообщает Фомич. ¾ Так что молод и свеж! Приезжай, Тонька исстрадалась по тебе. Вот. Новый афонаризм. Слушай. «Расставляй пока шахматы», ¾ бросил он через плечо Мерилин Монро». Каково?

¾ Гениально! ¾ выдыхаю в трубку, не отрываясь от журнала по технадзору.

¾ А вот это? «А юбочку-то придется удлинить», ¾ сказал начальник кадров шотландцу».

¾ Эх, Фомич, какие перлы нам, негодным, расшвыриваешь… Ты бы их записывал, что ли?

¾ Да ладно, у меня их по сотне на день. Особенно на волне утренней свежести. Или вот. «Ой, я больше не могу!» ¾ стонал он от хохота, увидев второй отогнутый палец».

¾ Неплохо, ¾ улыбаюсь, записывая температуру в журнал бетонных работ.

¾ Ко мне тут гости. Напоследок: «От терний ¾ к звездам», ¾ рассуждал он, жуя верблюжью колючку». Все. Заезжай. Будь.

Заглядывает Михалыч и зовет «из камералки в натуру».

Вчера этот неугомонный «стимулятор», как его тут называют, спрашивал, почему не ведутся работы на кабеле и подстанции?

¾ Мороз, ¾ ответил я.

¾ Что нужно, чтобы погодные условия не помешали?

Михалыч ¾ лучший заказчик в мире. Фирма его до сих пор строит самолеты, также лучшие в мире. Для него нет ничего невозможного. Поэтому прикидываю, накидываю и говорю:

¾ Сто землекопов с ломами и прогрев сорока кубометров грунта.

¾ Завтра будет, ¾ кивнул он сурово.

Теперь вот зовет, и это означает только одно: вчерашнее свое обещание он выполнил. А из этого, в свою очередь, следует, что работы у меня сейчас прибавится, а то, что запланировал на сегодня, придется отложить.

Выходим на чистый морозный воздух. Перед моей конторкой выстроилась «во фрунт» сотня заказанных мною землекопов в военной форме. На их румяных физиономиях читается удалая решимость раздолбить все, что нужно и еще чуть сверху. За ними стоят две страшные машины непонятного назначения с гофрированными хоботами, как я себе представляю, для прогрева грунта. Пытаясь не впадать в панику, подхожу к сержанту и веду его по трассе кабеля.

Суровый безусый мальчик, облеченный властью над людьми, «дед», впитывает каждое мое слово и тщательно запоминает расположение колышков, вбитых еще осенью, засыпанных листвой, снегом, а то и просто затоптанных в землю. Сквозь кустарник и окаменевший борщевик, засыпанные снегом, продираемся до подстанции. Спрашиваю, что непонятно. «Дедуля» только кивает. Спрашиваю, какая еще помощь от меня нужна. Никакой, мы всем обеспечены, следует ответ. Ладно.

Подхожу к автомобилям, спрашиваю одного из командиров расчета, что это за штуки. Тепловой дизельный турбовентилятор, отвечает, предназначен для прогрева замерзших авиа­дви­га­телей, температура воздуха из сопла ¾ от пятидесяти до ста двадцати градусов. Зову Петра, веду сержанта на подстанцию, показываю, где и что отогревать. Петра прошу проследить и помочь. Поворачиваюсь, чтобы вернуться в бытовку ¾ а передо мной уже стоит Михалыч и указывает на дорогу.

Там стоит автомобиль еще страшней первых двух ¾ тот самый тягач, который на военных парадах возит стратегические ракеты по Красной площади. Этот мастодонт о двух головах, то есть кабинах, оказывается, нужен нам для того, чтобы вывезти с завода ЖБИ торцевую панель, которая не умещается на обычный панелевоз. Я с восхищением обхожу техсредство, обращаю внимание на выхлопную трубу диаметром с голову и сталкиваюсь с худеньким мальчиком в костюме цвета хаки. Его цигейковая шапчонка не достает до верха колеса, но этот парнишка и есть водитель громадины. Он садится в одну кабину, мы с Михалычем в другую, взрыкивает пятисотсильный дизель, и мы довольно резво для этаких габаритов выезжаем на трассу. Михалыч в своем сидении передо мной расслабляется по-научному, прикрыв глаза, я же наблюдаю за реакцией прохожих.