Неизвестно - Untitled.FR11

Зиночка накрыла стол, достала из буфета бутылку водки.

- Давай Пашенька, помянём Лидочку да папу твоего Ивана Степановича!

Ах, Лидочка, Лидочка! Ведь какая красавица была! Как в этой цветущей жен­щине поселилась страшная и редкая болезнь? Паша всегда жалела, что война спу­тала её планы, что ей так и не удалось стать врачом.

- Умирала в полном сознании. здесь, в областной больнице. Похудела очень. Володя не отходил от неё, а я ночевала в больнице. - рассказывала Зина. - По­следние её слова были: «Зиночка, не бросай моих детей, будь им матерью! Воло­дю тоже не оставляй, пропадёт.». Пашуня, возьми сыру, свеженький, с молоко­завода только привезла.

Зина заплакала. Так и сидели они с рюмками в руках, вытирая глаза платочка­ми.

- Ты знаешь, что сказал Серёжка отцу? «Папа, пусть нашей мамой будет тётя Зина»! Ты можешь себе представить?

- Я обязательно отсюда заеду к ним, в Верхнюю Хаву. Как сам Володя?

- Пьет, Паша. Ты же знаешь, как он её любил. Он и при ней себе позволял, а сейчас.

- А как мой пострел, появляется?

- Редко. В основном, наверное, когда стипендия кончается. Накормлю и с со­бой заверну. Спрашиваю: деньги есть? Есть, есть, тётя Зина! А знаю точно, что нет. Суну ему в карман - он и улетел. Ездила к нему в техникум, беседовала с ру­ководительницей группы. Говорит, на третьем курсе стал учиться хуже, в спорт­зале пропадает. Зашла в их столовую. На гарнир дают гороховое пюре, а котле­ты - наполовину с хлебом. Ты знаешь, в Воронеже стало плохо с продуктами. Появились очереди за молоком, хлеб и булки выпекают с примесью молотого гороха. Я тебе сейчас покажу батон зеленоватого цвета.

Зина протянула Паше засохшую булку с зелёным оттенком.

- Нормальный хлеб покупаю по блату! Недавно приезжал на поезде Хрущёв. Люди говорят, вдоль железнодорожного полотна с московского направления шли поля кукурузы, которую не успели убрать. К его приезду к тракторам прицепили рельсу и положили «королеву», чтобы генсек её не увидел. Но нашлись люди, которые доложили, он устроил разнос начальству, а когда вышел на балкон гости­ницы «Воронеж», чтобы выступить перед собранными на площади горожанами, кто-то кинул на балкон зелёным батоном, потом полетели несколько яиц. что творилось после этого в обкоме - не описать! Он поснимал всех, а снабжение города перевёл из категории «А» - для крупных промышленных городов - в кате­горию «Б». Так что твои сумки будут ко времени.

- Зинуля, а как твой Слава?

- Окончил Саранское училище, работает лётчиком - инструктором в местном аэроклубе. Уже успел жениться и развестись. Жить с мамой не хочет, снимает квартиру.

- Он же у тебя красавец писаный, Славка-то. И читает много.

- Да вот, красавец, а потихоньку и выпивать стал. Правда, он добрый у меня, ласковый. Цветы мне приносит. Отец тут выискался, хотел его увидеть. Я не позволила. А Борька твой как?

- Борька в Ленинграде. Помучился после института в Херсоне и сбежал. Ска­зал, что будет жить только в Питере. Он у нас сильно самостоятельный, всё при­глашает в гости.

- Вот Пашуня! Как незаметно пролетело время! И наши дети взрослые. а давно ли мы с тобой учились в Борисоглебской школе и даже представить себе не могли, что сроднимся. Ты помнишь, как Жорж подарил мне полосатый вязаный шарф и шапочку? Я до сих пор ношу этот шарфик.

- Как же не помнить, Зиночка? Роднее тебя, кроме Ани, у меня никого нет. Аня приезжала на похороны отца. Кроме нас с ней, родственников больше не было. Папа не мучался. Соседи говорят, что не болел. Вечером выпил стакан водки, а утром - не проснулся. Мир праху его! Давай помянем!

* * *

Володя Киселёв оставил свой пост первого секретаря райкома и переехал в Во­ронеж, где была похоронена Лида, его жена. Теперь он работал главой инспекции по хлебозаготовкам, имел служебную машину и шофёра Роберта, мастера по раз­ливу водки в компаниях.

Зиночка не задумываясь взяла шефство над Славиком и Серёжей, а заодно го­товила ужин и для Володи.

В один из солнечных дней конца августа Володя вызвал к себе в кабинет свое­го водителя Роберта. Этот разговорчивый человек лет сорока пяти носил на лице постоянную улыбку, имел выступающий живот и неизменно хорошее располо­жение духа. Киселёв не видел его унывающим, хотя и знал, что Роберт собрался разводиться с женой.

- Вызывали, Владимир Иванович? - послышалось из-за приоткрытой двери кабинета.

- Да, Роберт заходи! Вот тебе деньги. Купишь две бутылки водки, закусить. Едем на бережок. Да, и хороший букет цветов!