Неизвестно - Untitled.FR11.rtf5

Ну, вот и все. Окончился сезон.

Ракеты с предосенней тишиной,

Пронзая истончившийся озон,

Летят над остывающей Землей...

На космодромах тихо и светло,

А мы торопимся назад ...

Там наши предки за столом Давно уж ожидают нас.

Приватизационный комитет налаживает работу.

Появились первые жильцы...

А сегодня у нас в квартире снял комнату коммерсант Давид Эдуардович Вы- жигайло-Никитин.

По паспорту он грузинский еврей, двадцати восьми лет от роду, но раньше, как он объяснил на кухне Екатерине Тихоновне Федорчуковой, был Афанасием Никитичем Туликовым и работал в колхозе, пока его не послали за запчастями в Рельсовск.

— Так вы з Рильсовщины! — радостно воскликнула Екатерина Тихоновна. — А мой там предриком працевал. Не чули? Федорчуки прозвище!

— Кто ж в Рельсовске Федорчуков не чул! — ответил Давид Эдуардович, с интересом глядя на Екатерину Тихоновну. — Очень это известная фамилия в Рельсовске.

Замечу попутно, что я вполне понимаю интерес, проявленный Давидом Эдуар­довичем к Екатерине Тихоновне.

Екатерина Тихоновна Федорчукова и в самом деле весьма интересная особа. Не такая, разумеется, как Екатерина Ивановна Полякова, но тоже ничего. Очень симпатичные у нее на верхней губе черные усики.

— Ну, а в жиды-то. — спросила Екатерина Тихоновна. — В жиды-то вас, Давид Эдуардович, как угораздило?

В ответ она (и я вместе с нею) услышала поразительную историю.

Когда закончились командировочные, Туликову пришлось устроиться в Рель- совске в кооперативный ларек торговать огурцами. Однако уже к вечеру второго дня выяснилось, что гири в ларьке подпиленные, огурцы краденые, а кооператива, в который Афанасий Никитич устроился, вообще не существует.

Из тюрьмы Туликова освободил начальник рельсовской милиции Петр Нико­лаевич Исправников. Они условились, что Туликов оформит на свой несущест­вующий кооператив ссуду в банке на два миллиона рублей, один из которых и передаст Исправникову.

Туликов согласился, на оставшийся миллион приобрел себе новый паспорт и, превратившись в грузинского еврея Выжигайло, а заодно сделавшись на двенад­цать лет моложе, занялся бизнесом.

Сейчас дела коммерции привели его в наш славный город.

— Отчаянный вы человек, Давид Эдуардович! — сказала Екатерина Тихонов­на, выслушав эту исповедь. — Разве можно говорить такое? Я не донесу, но люди разные есть, могут и сообщить куда следует.

И она почему-то посмотрела на меня.

— Екатерина Тихоновна! — сказал я. — Не скрою, что история Давида Эдуардо­вича поразила меня, но я считаю, что она порождена тоталитарным прошлым нашей Родины. Я знаю это лучше других, потому что и сам являюсь жертвой тоталитариз­ма! Между прочим, с этим тоталитарным прошлым я боролся на баррикадах.

Как ни странно, Давид Эдуардович не придал никакого значения моим словам.

— Никакого риска в том нет, уважаемая Екатерина Тихоновна. — хладнок­ровно сказал он. — Дело в том, что страна, где произошло упомянутое мною со­бытие, страна, подданным которой я являюсь, и страна, в которой я проживаю, чрезвычайно враждебно настроены по отношению друг к другу, и даже если бы я захотел понести наказание, мне всё равно не удалось бы сделать это. И это, дол­жен заметить, уважаемая Екатерина Тихоновна, отравляет мою настоящую жизнь, поскольку я ощущаю себя как супруг, которого покинула любимая им супруга.

— Бедный вы, бедный. — сказала Екатерина Тихоновна и заплакала. — Ка­кой же вы бедный, Давид Эдуардович! Сколько же времени вы так бедуете?

Давид Эдуардович, целуя руку Екатерины Тихоновны, сказал, что все годы пе­рестройки пролетели для него так же незаметно, как раньше пролетали пятнад­цать суток.

Я же, наблюдая за этой сценой, подумал о том, какая все-таки интересная и по- гусарски красивая жизнь у этих грузинских евреев.

Еще я подумал, а что, если Давид Эдуардович — незаконнорожденный сын Эдуарда Амвросиевича Шеварднадзе?

Похоже, что это так.

Красно-коричневые .

Все чаще слышу эти слова и уже во второй раз применительно к себе. Сегод­ня красно-коричневым меня назвал редактор журнала, куда я заходил узнать про стихи в № 11 или № 12.

Редактора долго не было, его вызвали в комитет демократических реформ, и, ожидая его, я сидел с секретаршей Таней. Я попросил ее отыскать копии моих писем в Правительство, которые я переслал в журнал для публикации, но Таня сказала, что эти письма были расписаны на господина Коняева и он, согласно указанию редактора, переслал их инопланетянам.