Unknown - ЕЕРОДИТЕЛИ

- Ну и скурвился же ты в последнее время, Вовчик!.. - бросила я, изо всех сил стараясь придать своему неверному голосу оскорбительную небрежность. Кажется, мне это удалось - в этот миг почтенный профессор, кандидат медицинских и психологических наук, специалист-клиницист с пятидесятилетним стажем был более чем страшен. Седые, всклокоченные волосы встали дыбом, обострившиеся лицевые кости казались каркасом, с которого жалко свисли, болтаясь, дряблые мешочки со слабостью и растерянностью, увядшие губы посинели и в бессильной ярости тряслись. Но что он мог мне сделать?.. Что?.. Не пожаловаться же в деканат?.. Единственная кара, которой он мог меня подвергнуть - это лишить меня удовольствия от его общества, чем он с лихвой и воспользовался в следующий миг:

- Убирайтес! - дрожа, надтреснутым голосом выкрикнул он, - мерзавка!!! Убирайтес с глаз моих долой!

Тут я с ужасом почувствовала, как меня, против моей воли, начинает сотрясать изнутри дурацкий нервный смех, вызванный адской смесью раздражения и жалости. А Влад еще и подлил масла в огонь, вытянув в сторону двери свой длинный, корявый, трясущийся перст указующий с пожелтевшим от времени ногтем и визгливо завопив:

- Во-он!!! Вон отсуда , развратная тварь!!!

На зоопсихологии нам как-то рассказывали, что защитное поведение животных в критической ситуации делится на три типа: а) злобное; б) трусливое; в) злобно-трусливое. Я относилась к третьей категории…

- Пошел ты знаешь куда, грязный, вонючий старик!!! - выкрикнула я, вскакивая со стула, который со страшным грохотом опрокинулся; не в силах больше сдерживать истерического хохота, я кинулась к двери, которой в следующий миг хлопнула так, что разномастные головы старательных студенток и блестящие лысины преподавателей должны были в одну секунду оказаться посыпанными пудрой, пеплом и перхотью (здание факультета очень старое и нуждается в капремонте). Хохоча и рыдая, я бросилась вниз по лестнице. К счастью, занятия у вечерников шли вовсю, а дневное население психфака давно разошлось по домам, - так что у моей истерики не было свидетелей, кроме группки приветливо улыбающихся сектанток с аляповатыми адаптированными Библиями в руках, с которыми я столкнулась в районе второго этажа и которые, несмотря на свою миротворческую миссию, мудро не стали делать попыток меня утешить.

К моменту, как я достигла холла, мне показалось, что я почти спокойна. Зайдя в гардеробную, я сняла с ржавого крюка свою старенькую дубленку, чтобы неторопливо облачиться в нее перед большим, почти в полный студенческий рост, тусклым настенным зеркалом. Наматывая на шею длинный, пушистый, серебристо-белый шарф (он предательски напомнил мне о великолепной шевелюре Владимира Павловича, лишь в последнее время начавшей потихоньку редеть), я насильственно улыбнулась тусклому отражению гладкого девичьего личика с растрепанной челкой. Как любой студент психфака, я знала, что, если минуты две-три подержать на лице деланную улыбку, настроение обязательно улучшится и улыбка станет натуральной, - поэтому продолжала стоять перед зеркалом с жуткой гримасой Гуинплена на лице вплоть до тех пор, пока не почувствовала приближение знакомого озноба, за которым, как я знала по опыту, последует мучительный жар, а затем и бред.

И верно: пока я шла к остановке, уличный холод, освежая мою голову, все еще удерживал ее в состоянии относительного покоя; но, стоило мне угнездиться на мягком сиденье трамвая, который, тихо покачиваясь, очень старался, да все никак не мог довезти меня до дома и теплой постели, как в ней зазвучал некий голос - кажется, мужской, который, как я вскоре поняла, принадлежал Гарри, моему названому брату; прислонившись виском к холодному стеклу и ощущая под дубленкой ровный гул жара, я с нарастающим удовольствием слушала знакомые интонации, мерные, трагические:

«У каждого из нас есть излюбленное место в родном городе, куда мы приходим в грустные или, наоборот, счастливые минуты жизни. Всякому обитателю мегаполиса, даже если он и не страдает аутизмом, порой хочется побыть наедине с самим собой. В детстве мама часто водила меня на набережную кормить уток. Летом они рассредоточиваются по всему водоему и к тому же сыты, так что наибольшую остроту эта забава приобретает с наступлением холодов, когда река замерзает и вся стая собирается возле сточной трубы в поисках тепла и корма. Наблюдая за ней тогда, можно увидеть много чего интересного и поучительного».