объятиями, ей ничего не оставалось, как гладить каяницу по голове. Уже несколько минут в доме
стояла абсолютная тишина, позволившая Готель уловить чье-то едва слышное присутствие. Она
повернула голову направо, к приоткрытой двери, где подошел Клеман. Она смотрела на него
какое-то время, не произнося ни слова, без даже малейшего движения на лице, проведя весь
грустный диалог одними глазами, а когда тот удалился, она, опустив ресницы, снова повернула
голову к окну.
Уходя, Констанция передала Готель сверток, похожий на документ, и сказала:
- Прошу вас принять, в знак примирения эту бумагу, подписанную королем. Она обязывает
всех во Французском королевстве оказывать вам всестороннюю помощь, а также гласит, что ни
одна дверь на территории Французского королевства не будет более перед вами закрыта. Это
лишь то малое, что я могу сделать для вас, поскольку знаю, что все это несоизмеримо в сравнении
с болью причиненной вам королевством.
Договорив это, Констанция надела капюшон и повернулась к двери.
- Подождите, Констанция, - остановила её Готель.
- Да, - улыбнулась та.
- Я не хотела бы обманывать себя и вас, желая счастья вам обоим, но каждому из вас в
отдельности желаю счастья, поскольку вас люблю обоих.
Констанция бросилась на шею Готель и, покрыв её лицо и руки поцелуями, простилась.
Когда Клеман заглянул в комнату снова, Готель лежала на кровати, отвернувшись от окна. Её
глаза были неподвижны. Она смотрела в одну точку, практически не моргая, остекленевшим и
опустошенным взглядом. И единственное, что читалось в этом взгляде, было одиночество.
Безграничное, вселенское. Не осталось ниточек ведущих за горизонт, не осталось незавершенных
отношений. Готель чувствовала себя разорванной и брошенной, и понимала, что сделала это она
сама, отпустив грехи Констанции, вверив Раймунду в руки его Тулузу, как гарант его сердечного
спокойствия. И теперь вся эта добродетель в её душе металась, как загнанный зверь в клетке, не
зная выхода и не чувствуя откуда придёт поощрение.
Клеман постоял несколько секунд и, решив пока не беспокоить Готель, спустился вниз, но
через час томительного ожидания поднялся снова. Она была в том же положении. Он тихо вошел в
комнату и сел на кровать лицом к окну, таким образом, что Готель оказалась к нему спиной.
- Едва ли я могу понять, что вы сейчас чувствуете, - заговорил он, - моя скромная жизнь
никогда не давала мне того, чего бы я боялся потерять. Мой магазинчик это мой дом, где
одеваются бедняки и бездомные, он мне кров и пища, и еще маленькая мечта, о которой я грезил
давным-давно, отправляясь в Париж. И возможно, не подари однажды этот город мне встречу с
вами, я бы тоже решил, что Париж это лишь миф, придуманный для людей, верящих в чудеса. Но
теперь я знаю, что это не миф. И это, должно быть, действительно волшебный город, если даже у
такого мечтателя, как я, есть шанс встретить такое чудо, как вы. Каждый раз, когда вы уезжали, я
боялся потерять вас, потому что вы стали для меня этим городом, и каждый раз, когда вы уезжали,
Париж уже не был тем волшебным городом, о котором я мечтал, - грустно договорил Клеман; он
немного помолчал, а потом добавил, - если бы у меня была такая женщина как вы, я бы не
променял её ни на один город, потому что любой город без неё был бы просто улицы и дома.
- Говорят, нельзя верить хромой собаке и женским слезам, - улыбнулась Готель.
- А я верю, - ответил Клеман.
А потом она просто сказала "да". Быть может, спонтанно, быть может, из-за удушающей
пустоты, в которой она тонула и понимала, что ели что-то в её жизни не случиться сейчас,
немедленно, то она просто потеряет рассудок.
Что касается Клемана, он не в силах был скрывать своего счастья, поскольку этим счастьем
светилось все его лицо. В следующие два дня он открыл Готель все свои мысли, искренне и без
остатка, и при этом искренне верил, что случившееся с ним было обстоятельство и результатом
способствующих тому отношений; даже когда замечал, что Готель все еще заглядывает за
горизонт. В такие минуты она замирала у окна, вдыхала запах вьюна, того же что овивал окно на
ослепительно белом балконе, и закрывала глаза. Готель каждый раз удивлялась его
белоснежности.
- Как такое возможно? - проводя своими тонкими пальцами по парапету, спросила как-то она.
- Ракушки, - ответил Раймунд, - на берегу их несчетное множество.
Читать дальше
