Тихомиров почтительно склонил голову — это получилось невольно: Рагозин — имя, фигура. На мраморном челе «Лео» залегли складки мучительных раздумий.
— Нет, вы только послушайте. Э-э-э. — защелкал нервными пальцами Лев Федорович: он силился вспомнить имя юного визитера.
— Тихомиров. — выдавил Левушка, скосив глаза на приоткрытую дверь спальни; в розоватом сладком полумраке он успел заметить угол кровати и мелькнувшую женскую ручку, обрамленную воздушными кружевами.
— Я помню, юноша! — Рагозин нашел страницу. — Послушайте. «Наш идеал свободы и братства вечен. Мы знаем, что ночь реакции доставит свободе свежие силы, с которыми она, пробудясь от сна, приступит к продолжению своего дела.» Да, тысячу раз прав Шпильгаген: нужно подняться над узкими горизонтами.
— Меня послали предупредить. Могут придти с обыском.
Но Рагозин не слышал. Он увлекся. Глаза его горели:
— .над горизонтами своих личных интересов и желаний. И осуществить в несколько месяцев идеи, для которых требуются столетия!
— Ночью арестованы Цакни и Клячко! Возможно, явятся и к вам. Нет ли запрещенных брошюр? — почти закричал Тихомиров.
Рагозин вздрогнул, захлопнул книгу. Метнулся было в розовый зовущий полумрак, но остановился на пороге, повернулся к Левушке, вперив в него враз поблекший тоскливый взгляд. И — забегал кругами по просторной передней:
— Заарестованы?! Что же делать? Что же. У меня книги. Будет обыск, их найдут!
Признаться, такого поворота Левушка никак не ожидал. От героического «Лео», приветствующего революцию 1848 года, не осталось и следа.
— Нет ли у вас, куда спрятать книги? А если к вам?.. — с какой-то глуповатой радостью кинулся Рагозин к Тихомирову.
— Да. Но мою рукопись нашли у Цакни! У меня есть знакомый, попробую у него. — смущенно, стыдясь рагозинс- кой беготни, пробормотал Левушка.
— К знакомому! Непременно к знакомому! — просиял Лев Федорович; щеки его опять заиграли румянцем.
Тихомиров едва дотащил до извозчика два набитых книгами чемодана. При этом литература была в основном цензурная, но Рагозин швырял все книги, без разбора. Не пожалел и Шпильгагена.
Пока пролетка через весь город несла Левушку к вокзалу Рязанской железной дороги, он слушал свое ликующее, почти поющее сердце, и сердце сжималось — тревожно и сладко. Точно с братом Володей они играли в прятки, и он хитро затаился в посуднике, восторженно и нетерпеливо дрожа, а брат никак не мог его найти. Или с тем же Володей они лезли все выше и выше на скалистую гору, захлебываясь сиреневой морской далью, увлекаемые крутизной, где совсем другой ветер пузырил рубахи, обещая неопасный и вольный полет. И вот надо было возвращаться; спускаясь, они едва не разбились. Или еще — шторм в открытом море. Или. Да, прыжок змеи, которую Левушка хотел прижать палкой; змея пролетела над ухом, обдав щеку холодком своей скользкой кожи. А еще. Это и вовсе в детстве: нападение горцев на гарнизон в Геленджике, и отец, выбежавший в темноту с пистолетом и тяжелым палашом. И крик мамы.
Ему и сегодня, в этот звенящий весной день, хотелось, чтобы извозчик проехал как можно ближе к жандарму в медной каске, — лихач, словно бы услышал, так и сделал, но Тихомирову этого показалось мало. Он приказал остановиться, выскочил, купил у торговца сладостями ландриновых леденцов, нарочно пройдя мимо жандарма, да так, что даже чуть толкнул его. Рванул с головы кожаную фуражку, раскланялся: простите, мол, оступился. Унтер благосклонно скривился багровым ликом.
«Эх, знал бы ты, братец, что я везу!» — подумалось весело, азартно. Левушка совсем забыл конфуз матерого радикала Рагозина, забыл, что книги, от которых раздулись чемоданы, не запрещены к чтению. Да и как об этом помнить, если хозяин квартиры Коля Морозов, радостный и бодрый, уже сжимал Тихомирова в крепких объятиях.
Морозов был чуть моложе Левушки, но жил вполне самостоятельно, снимая квартиру прямо в здании вокзала Рязанской железной дороги. Квартиру выделили отцу его гимназического приятеля, какому-то путейскому чину, но жилье оказалось семье ни к чему (обитали в центре города), и пустующие комнаты занял Морозов — за незначительную плату.
Быстроногий, сильный Коля тут же схватился за чемоданы. Извозчик отъехал. Левушка обернулся, цепко пошарив глазами по закоулкам-переулкам: так положено; а вдруг слежка? Поди у генерала Слезкина полно шпионов.
— Не так. Не оглядывайся! — зашептал Морозов. И вдруг рассмеялся.
Читать дальше