Иртенина Наталья: Нестор-летописец

– Ну и ну! – хохотали дружинники.

– Эй, грек! – крикнули Левкию. – Ты тоже аргр?

Комит не отвечал.

– Молчание – знак согласия.

– Вежливый человек отвечает на вопросы, когда ему задают их.

– Он невежлив.

– Он нас ни во что не ставит.

– Просто не уважает.

– У него и меч на поясе прицеплен для красы, как у девки звонкие подвески.

– Хозяин! Что за грецкий барашек у тебя тут сидит, в ус не дует?

– Так это же митрополичий комит Левкий Полихроний, – мрачным голосом объяснил Леон.

Ему вовсе не улыбалось в который раз выгребать во двор обломки скамей и сколачивать заново разбитые столы.

– Он не грек, а исаврянин, – добавил корчмарь.

– На одну рожу, – отмахнулись дружинники и переспросили: – Как ты сказал? Комит В Поле Хромый? Это он в битве, что ль, хромает? Знатное прозвание!

Левкий бросил на стол монеты, подхватил меч и молча пошел к выходу. На пороге мгновение задержался, но не обернулся. Дружинники, тоже расплатившись, с пьяной ленцой двинулись за ним. Леон облегченно выдохнул и стал пересчитывать щедрую плату.

Двор перед корчмой едва озаряли свет из окошек и ущербный месяц. Левкий стоял лицом к двери, откуда один за другим вывалились шестеро кметей. В руке был обнаженный меч.

– Ну, кто самый смелый?

– Ты нас не бойся, грек, – нагло сказал дружинник с клоком волос на бритой голове, – мы тебя не будем убивать. Мы тебя только немножко помнем.

– Попробуй, смерд. Обещаю, что каждый из вас расстанется если не с ятрами, то хотя бы с ушами.

– За смерда ты ответишь, – ощерился бритый, делая шаг.

Левкий перекинул меч в левую руку и тут же поймал его правой. Но это все, что ему удалось сделать. Сверху из темноты прилетела кожаная петля и жестко притянула его руки к бокам. Зарычав, Левкий дернулся. Тут же в затылок ему тяжело ударило, и софийский комит, сделав полуоборот, повалился на землю.

…Очнулся он в совершенной темноте. Попытался потрогать рвущий болью затылок, но обнаружил руки связанными сзади. Перекатившись на спину и уперев сапоги в стену, он стал ощупывать ногами пределы узилища. Оно оказалось невелико. Шепча проклятья, Левкий поднялся и задом к стене пошел искать дверь. Он понимал, что это бесполезное занятие, но сидеть на полу без дела, с полной вопросов головой было еще хуже.

Дверь нашлась сама – очертилась тонкой ниткой света, запаленного снаружи. Скрипнул засов, в узилище просунулся чадящий светильник и чья-то голова.

– Очухался? Ну жди теперь.

Дверь снова закрылась, отрезав свет. Левкий хотел, но не успел ничего спросить.

Когда и кому он перешел дорогу? Теперь уже ясно, что кмети были подосланные, и не шестеро, а больше. Но от необъяснимости всего остального у него заломило сильно сжатые зубы. Неужели попался?.. На чем? Кто мог его выдать? И в чем его могут обвинить? Он никогда не оставлял свидетелей. Отработавших свое исполнителей рано или поздно убирал…

На лбу Левкия выступил пот. Что если посланец, которого он безуспешно дожидался в корчме, перехвачен?

Нет, с чего бы русским быть столь прозорливыми. Они ни о чем не догадываются. Зачем им хватать обыкновенного царьградского купца? Это мания… За семь лет он, Левкий Полихроний, превратился в одержимого манией подозрительности.

Надо вести себя естественно – гневно и буйно. Буйство у русских в крови, оно не вызывает недоверия.

Комит встал спиной к двери и принялся дубасить в нее сапогом, орать первое, что приходило в голову.

Очередной удар попал в пустоту. Дверь распахнулась, на миг ослепив его ярким пламенем лампад. В клеть шагнул человек, хорошо известный Левкию. Такой не станет хватать людей и засовывать в темницу без веской причины. По спине комита прополз острый холодок.

Исаврянин вжался спиной в угол клети. В двери отрок поставил грубо сколоченную скамью, на которую опустился боярин. Кметь светил поверх его головы.

– Давно я хотел поговорить с тобой, комит Левкий Полихроний, – произнес воевода Янь Вышатич.

– Что же не пришел ко мне в гости, боярин? – с деланным раздражением спросил сотник. – Зачем подослал своих душегубов?

– В моей дружине нет душегубов, – возразил воевода. – А вот тебе, комит, человека без вины сгубить – что муху раздавить.

Губы Левкия дрогнули, словно в усмешке.

– Не помню, чтобы кого-то губил… Ах да, пять лет назад во время мятежа пустил кровь нескольким простолюдинам. Они возомнили, что если князь бежал, то можно грабить и митрополита. Но ведь они получили по вине?