Горшков Александр: Кавказская Голгофа

Владыка Антоний сумел не только возродить духовную семинарию, но и добиться того, чтобы там царила дружественная, спокойная, по-настоящему семейная атмосфера. Кроткий святитель сам был очень прост, открыт, общителен, доступен, и юные семинаристы искренно любили своего заботливого и доброго наставника, который ласково называл их своими «птэнцамы». Кроме того, из числа одаренных семинаристов Владыка организовал прекрасный церковный хор.

Среди семи выпускников семинарии, которых мы тут видим (их, конечно же, было больше), двое уже в иерейском сане. Один из них – сам отец Петр Сухоносов. Тогда ему исполнилось 23 года.

Кроме глубокой искренней веры, которая привела будущего Батюшку в семинарию, в этом выборе был, видимо, еще один – сугубо сокровенный, личный – мотив, о котором лишь недавно рассказал близкий друг детства отца Петра киевлянин Владимир Тихонович Затынайко: «Как-то в один из задушевных разговоров я спросил: «Петя, что побуждает тебя идти в священники? Ведь ты постоянно будешь подвергаться опасностям, преследованиям, издевкам, насмешкам, унижениям и возможно даже попыткам физического уничтожения». На это он ответил: «Я должен отмолить у Бога грехи своего отца…».

Учеба в семинарии требовала огромного старания. Однако сам Батюшка признавался, что учиться ему было не в тягость, несмотря на нехватку общих знаний и жесткие требования преподавателей к учащимся. Недостаток школьного образования юноша компенсировал усидчивостью, кропотливым трудом с учебниками, постоянным самообразованием, расширением кругозора. Он с удовольствием изучал богословские науки, риторику, древние языки, Священную историю. По его же признанию, при изучении этих любимых им предметов открывался великий богословский смысл всего того, что совершалось в таинстве Божественной Евхаристии. Каждая деталь, каждое слово, каждое движение тут были исполнены такого величия и неземной красы, что приводили в трепет юное сердце и душу, наполняя их благоговейным страхом и умилением перед Тайной заклания Святого Агнца «за всех и за вся».

Близкое общение с опытными духовниками и пастырями в стенах семинарии обогащало его знанием не только теории, но и самой жизни, которая ждала будущего пастыря за порогом семинарии. Ревность в учении была неотделима от стремления к постоянному духовному самоусовершенствованию, самоанализу и самоконтролю за малейшим движением помыслов и чувств. Об этом красноречиво свидетельствует случай, про который рассказывал сам Батюшка.

«Как-то к нам в общежитие вселили группу первокурсников, только что сдавших приемные экзамены и зачисленных в семинарию. Расселили их по комнатам, а они шумят, смеются, разговаривают без умолку, ходят по коридору. Нас, естественно, это отвлекало и от занятий, и от молитвы. «Какие же из них священники будут, если они такие неугомонные?» – подумалось мне. И вот за такую дерзость, что я плохо подумал о людях, Господь попустил мне духовную брань. Полезли в голову такие мысли, что и вспомнить страшно. Стою в храме перед святыми образами, а в голову грязь так и лезет, и нету от нее никакого спасения. Тогда пошел я к своей духовной наставнице матушке Фессалоникии, открыл ей беду, она внимательно выслушала меня, а потом спрашивает: «Ну-ка постарайся вспомнить: ты никого не осуждал – может, даже случайно?» И я тогда вспомнил, что действительно поступил нехорошо и просил у Господа прощения. Только после этого враг отступил. А те ребята стали впоследствии прилежными студентами, очень смиренными и послушными. Вот что значит: не суди ближнего...».

4 ноября 1951 года, на праздник Казанской иконы Божией Матери, молодой выпускник семинарии Петр Сухоносов стал диаконом, а на следующий год – 24 февраля 1952 года – был рукоположен во иерея. Рукополагал его Владыка Антоний. Он теплой отеческой любовью любил своего воспитанника-семинариста. Монахиня Киевского Покровского монастыря Анастасия вспоминает, что во время рукоположения Владыка читал над отцом Петром архиерейскую молитву, будучи не в силах сдержать своих слез. Что это были за слезы? Быть может, в это мгновение архиерей прозорливо увидел то, что ожидало его ученика через сорок с лишним лет? Возможно, перед его духовным взором открылась страшная яма, на дне которой будет лежать бездыханное, замученное пытками и голодом старческое тело того, кому он сейчас передавал в руки Святого Агнца с величественными словами: «Приими Залог сей и сохрани Его цел и невредим, о Нем же истязай будеши...».