Шаманская Юлия: Фортуна в лохмотьях

Когда я, наконец, замолкла, в квартире воцарилась тишина. Было четко слышно журчанье аквариума, тиканье часов и невнятное бормотание попугая Кеши. Я стояла и думала: «Ну, нет - так, нет. Ничего страшного. Пусть живет», когда почувствовала, его суховатые ладони на своих руках, они дрожали.

На следующий день мы подали заявление в ЗАГС, а еще через месяц, старая дева с ребенком вышла замуж. После довольно сносной брачной ночи, я с энтузиазмом занялась делами. Затеяла ремонт, вернулась в родной институт, где моя карьера (благодаря новой фамилии) взлетела на головокружительную высоту в короткий срок. Мой муж человек «не последний» даже в мировом масштабе. Его монографии и учебники переведены на несколько языков, и я единственный человек на земле, который называет его Сашенька. А мой внук Женечка называет его деда Саца и дергает за остатки волос, что деда почему-то очень забавляет.

-Так сбылись мои мечты: вышла замуж и стала уважаемым и узнаваемым искусствоведом, а проблема молодости решилась сама собой. При таком раскладе я всегда буду для мужа малышкой, дай ему Бог долгих лет жизни.

А убийство,… а что убийство? Ведь я не единственный человек на земле, совершивший убийство.

И тут бы мне жить поживать да добра наживать, да так на этом свете никогда не бывать.

Безмятежной уверенности в том, что никакая я не убийца, чистой воды несчастный случай, хватило на несколько лет. Да и была ли эта уверенность?

Наталья Сергеевна замолчала, сняла шляпку, в руке мелькнул, невесть откуда появившейся, кружевной платочек, которым она вытерла лоб и взмокший под прической-гулей затылок.

-Ну и что? – не выдержала паузы Оля, - что с вами случилось-то? Наказание какое Господь послал? Или знамение?

- Нет, ничего, и, Слава Богу, все живы - здоровы. Работаем, Женечку растим.

- Ну, как же, - напомнила Лида, - вы же рассказывали историю своего воцерковления.

- Да, да, - будто опомнилась Наталья, - мне казалось, и так понятно. Только вдумайтесь, я убила человека. Молодую, красивую, талантливую, влюбленную и счастливую девушку. Убила и не почувствовала ничего, кроме облегчения. Словно клопа раздавила. И прозрела не сразу, а постепенно. Вы что же не видите? Я отвратительное чудовище. И самое отвратительное во мне, что до сих пор не чувствую ни сожаления, ни жалости к своей жертве, а только радость, что удалось избежать наказания. А вы, девочки? Вы даже не слишком удивились моему рассказу, не отшатнулись от меня. Не странно ли? Я же глубоко презираю себя, и даже подумывала о самоубийстве. Но никогда не была материалисткой, и не уверена, что оно решит проблему, а не усугубит. Скажите теперь, куда мне деваться, кто сможет избавить меня от меня самой? Только Бог.

- Только Бог! - в один голос подтвердили подруги, пристыженные обвинением в жестокосердии, и попытались придать своим разрумянившимся от любопытства лицам скорбное выражение.