Марина Палей - Дань саламандре

– Родиться можно где угодно. В самолете. На пути из Козлодоевска в Краснокозловск. Как раз над Ленинградом.

– Она родилась не над Ленинградом и не под Ленинградом, а вот именно что в самом Ленинграде. Притом – в специальной клинике для специальных матерей.

– Больных?..

– Больных! Хо-хо! Мне бы такие болезни. Ты фамилию-то ее хоть видела?

– Нет. Не надо. Я нич-ч-ч-ч-его не хоч-ч-ч-чу...

Неприлично стучу зубами. Меня бьет-колотит крупная дрожь. Она становится всё крупнее. Мое сердце дрожит мелко и вразнобой, а тело само собой выгибается... Это я видела где-то по телевизору... так выгибалось тело у пациента в клинической смерти, покуда его сердце, посредством мощного дефибриллятора, пытались наставить на путь истинный (земной то есть). Хоп! Хоп!! Хоп!!! Или это именно со мной – электрошок? Сподобилась наконец?

– Может, чайку горячего, с лимончиком? Кофейку с коньячком?

– М-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м...

– Да ты взгляни, взгляни сюда, тогда всё поймешь. Ну, или почти всё. Раунд пятый

Сует мне паспорт под нос.

– Ну и как?

– Что – «как»? М-м-м-м-м-м-м-м-м...

– Как тебе эта фамилия?

– Да никак. М-м-м-м-м... Простая русская фамилия. Та была простая – и эта простая ... Какая разница, м-м-м-м-м-м-м... з-з-з-з-з...

– Знаю, ягодка, знаю, сладость, что надо сделать... Сейчас тебе грелочку горяченькую организую... к ноженькам-то. Горячую-прегорячую... Раскаленную просто... Или угольков к пяточкам-то? Угольков-угольчиков, а? Или укольчик? В смысле – бэмс! – инъекцию в попочку? В популечку нашу розовенькую, слатенькую? Или уж сразу – в мозг? Прямой укольчик в мозг – длинной такой длинной, толстой-претолстой такой иглищей – сквозь височную кость – рррыс!..

Неожиданно меня бросает в сон.

Чувствую, если не вырублюсь сейчас хоть на пару минут, помру.

Я прошу разрешения... И мне разрешают. (Ляг, терпеливица, опочинься, ни о чем не кручинься...)

...Ничего не меняется. Я лежу в той же (купеческой?) кровати. Под тем же одеялом. Один олень еще лакает водичку, другой уже знает, что их обоих сейчас ликвидируют (элиминируют? аннигилируют? «зачистят»?).

Зинаидочка Васильна присаживается рядом на краешек.

– А вообще – человек ли она, эта ваша пациентка? – спрашиваю.

– Нет, конечно.

Долгая пауза.

Наконец решаюсь.

– А я?

– Ты – тем более нет. Хотя и другого пошиба.

– Ну и хорошо, – говорю удовлетворенно.

Затем, после некоторой паузы:

– А как же у нее месячные были, если она не человек – и трубы зашиты? Или это не связано?

Зинаидочка Васильна молчит.

– Она что, может быть, вообще первозверь какой-то? – не унимаюсь я.

Ответ Зинаидочки Васильны:

– Да я-то почем знаю? Раунд шестой

Сколько я спала?..

– Четыре минуты. Как тебе щас-то?

– Получше.

– Так тебе ничего эта фамилия не говорит?

– А что она должна мне говорить?! (Видно, сон, несмотря на свою краткость, восстановил мои силёнки. Причем – ровно для одного приступа ярости.) А что эта фамилия должна мне говорить?!!

– Прекрати! Для твоей же пользы мы тебя сюда вызвали! Идиотка! Думаешь, нам очень твои показания нужны? Мы и так всё знаем. Не в первый раз уже. С этой же золотой девочкой.

– А что эта простая русская фамилия должна мне говорить?! Что она должна мне говорить?! Что она должна мне говорить?! Что она должна мне говорить?!

(Сижу на кровати, ноги свешены, раскачиваю туловище с дикой какой-то амплитудой, словно раввин в экстазе, словно исступленный муфтий, – и никак, никак, никак не могу остановиться.)

– Да стала бы я здесь с тобой... Стала бы я с тобой, если бы ты Нинке не помогла от этого опиздола, прости меня господи (осссп’ди), избавиться... Моя же идиотка за него, слышь, замуж собралась! В одностороннем, так сказать, порядке! А как он с этой... – шепотом, кивок куда-то за стену – прошмондовкой-то переспал...

– Откуда вы это знаете?

– Ха! Твоя краля сама и рассказала. Точней, расписала. Вот, кстати, ее, с позволения сказать, описание причин, приведших к рецидиву. Мы иногда больных просим такое проделать. Некоторым самоанализ не мешает. Особенно таким, для кого извилины поднапрячь – экзотическое занятие. Так вот она тоже во всем винит «среду» и внешние обстоятельства. Хотя... как знать... н-да... В вопросах педагогики недобор – плохо и перебор – плохо...

Раунд седьмой

– Ну? Почерк-то узнаёшь?

– Да. Это ее почерк. И что? Вы зачем меня сюда вызвали?

– Я же тебе, дурашка, всё время пытаюсь объяснить – зачем. Ты же не слушаешь. Если бы не я, тебя бы сюда никто не вызвал. Я тебе по гроб жизни благодарна и хочу оградить от...