Противники парапсихологического понимания истории, пытаясь возражать гениальным провидцам, демонстрировали каменные топоры и ножи, созданные, по их мнению, для реальной, а не воображаемой охоты. Но они просто не учитывали данных современной археологической антропологии, утверждающей, что слабое развитие лобных долей головного мозга у неандертальцев не позволяло им регулировать сложные видыдеятельности. Вот почему, испытывая голод члены племени даже неосознанно сосредотачивались на разглядывании нарисованных животных, телепатически притягивая их к себе, а при их появлении от страха обращались к картинам убийства животных. Причём гибель животных под влиянием парапсихологического воздействия происходила около самого становища первобытных охотников, что, естественно, снимало проблему транспортировки этих гигантских туш в отсутствии развитой транспортной системы
Отсутствие кровожадного желания убивать подряд все живое, отличающее дикаря от цивилизованного человека, служило в то время надежной защитой от угрозы голода и вымирания в будущем. Таким образом, оружие требовалось неолитическим охотникам только как средство защиты при разведке и как орудие при разделке убитых животных. Поэтому и роль парапсихологического воздействия на формирование задатков искусства представляется в настоящее время очевидной. Кроме того, парапсихологическая теория раз и навсегда отметает представление о синкретичности древнего искусства, выводя на первый план его чисто утилитарный характер.
В период затухания парапсихологических способностей человека утилитарная роль искусства практически полностью была вытеснена обучающе-развлекательной функцией (или как ее еще называли, познавательно-развлекательной), на которой мы принципиально не останавливаемся из-за ее преходящего, узковременного значения.
Гораздо важнее осветить объективные причины невозможности существования непарапсихологического искусства в условиях глобального обмена мыслями и чувствами. Во первых, при восстановлении телепатических способностей человечества автоматически наступившее всеобщее усреднение знаний и теоретических умений резко уменьшило познавательно-информационную роль искусства, а вопросам практического обучения искусство предпарапсихологической эры особого значения не придавало.
Во-вторых, исчезло очень важное свойство искусства - способность вызывать чувство катарсиса (очищения) при сопереживании с героями художественных произведений. Действительно, как можно сопереживать, например, гамлетовскому “быть или не быть?”, если монолог постоянно, перебивается мыслями актера об уплате счетов за газ и электричество, да еще дополняется букетом чувств и мыслей зрителей о соседях и соседках, болях в животе и ногах и прочими впечатлениями и ощущениями.
Какое-то время в жизни парапсихологического общества ещё сохраняли своё значение те виды искусства, которые обходились без непосредственного контакта автора или исполнителя с реципиентами (живопись, киноискусство), но и они довольно быстро сошли со сцены из-за скандалов и трений, возникавших в кинотеатрах и картинных галереях, причина которых станет легко понятной, стоит только вспомнить о соседях по кинотеатру, комментирующих содержание фильма и сообщающих посторонние ненужные сведения в самые острые моменты действия, и усилить эти впечатления, как минимум, в сто и более раз, соответственно количеству присутствующих.
Тем не менее, потребность в искусстве, как важнейшем источнике эмоций и впечатлений (наркотико-тонизирующее воздействие, по А. Ричардсу), оказалась настолько сильна, что пришлось направить усилия лучших умов человечества на разрешение этой, казалось бы, примитивной проблемы “Panem et circenses”. Вселенская сложность поставленной перед искусствоведами задачи заключалась в том, что им, в отличие от работников науки, производства или религии, приходилось не столько использовать и учитывать достижения парапсихологии, сколько перестраивать, а практически, заново создавать грандиозное здание современного парапсихологического искусства.
Объективности ради хотелось бы отметить тот факт, что теоретические основы парапсихологического искусства были заложены еще в исследованиях дотелепатической эпохи. Более того, уже в работах вышеупомянутого А. Ричардса, представлявшего неопозитивистское направление в эстетике прошлого, на основании несоответствия между словами и символами, которые они обозначают, был сделан вывод о том, что речь вообще не имеет никакого “истинного” смысла. Тем самым, хотя и в опосредованной форме, был провозглашен примат бессловесного или, как мы теперь понимаем, телепатического искусства.
Читать дальше