П.А.Сарапульцев А.П.Сарапульцев: АНАЛИЗ ТЕОРИИ РЕФЛЕКСИВНОСТИ И РЕАЛЬНЫЕ МЕТОДЫ ИЗУЧЕНИЯ И ВЛИЯНИЯ НА ФИНАНСОВЫЙ РЫНОК

А поскольку “инвестиционные банки учитывали значительную долю CDO вне своих балансов, используя для этого структурированные инвестиционные компании (SIV)”, которые “финансировали свои торговые позиции за счёт выпуска коммерческих ценных бумаг с покрытием в виде своих собственных активов”, то “после того как ценность CDO стала сомнительной, рынок таких коммерческих ценных бумаг исчез почти сразу, а инвестиционным банкам пришлось выручать собственные SIV из беды”, понеся при этом “огромные потери”.

“При нормальном ходе событий они могли бы переоформить такие кредиты в виде облигаций, обеспеченных кредитами (collateralized loan obligations, CLO), а затем продать CLO. Однако рынок CLO замер вместе с рынком CDO, в результате чего на руках у банкиров осталось около 250 миллиардов плохих активов. Некоторые банки позволили своим SIV обанкротиться, а другие отказались от обязательств по финансированию leveraged buyouts.

Всё это вкупе с размерами убытков, понесённых банками, заставило нервничать фондовый рынок, и движение цен на нём стало хаотичным. Так называемые нейтральные к рынку хеджевые фонды, использующие высокое плечо для работы с незначительными колебаниями рыночных цен, отказались от своей стратегии нейтральности и понесли необычайно крупные потери. Несколько таких фондов прекратили работу, что подорвало репутацию их организаторов.

Всё это оказало серьёзное давление на банковскую сферу. Банкам пришлось включать в свои балансы дополнительные позиции, в то время как базовый капитал снижался из-за непредвиденных потерь. Банкам было крайне сложно оценить размер собственных возможных потерь, но ещё сложнее было оценить размер возможных потерь партнёров. Поэтому они крайне неохотно кредитовали друг друга. В конце концов, обеспечение ликвидности - основная обязанность центральных банков. Со временем эти препятствия были преодолены. Рынок был обеспечен ликвидностью, однако кризис продолжался.

Спрэды по кредитным ставкам продолжали увеличиваться. Почти все крупные банки объявили в четвёртом квартале о существенных списаниях, а некоторые заявили о том, что списания могут продолжиться и в 2008 году. Это оповещение впоследствии неоднократно корректировалось, отчего возникло впечатление, что компании попросту потеряли контроль над своими балансами.

Бедствие перекинулось с рынка жилья в индустрию кредитных карт, автокредитования и коммерческой недвижимости” и “нынешний кризис… распространился из одного сектора рынка в другие, особенно в те которые используют новые структурированные и синтетические инструменты”.

Больше того, глобализация финансовых рынков сделала кризис поистине всемирным. Чему существенно, и это Сорос оценивает совершенно верно, поспособствовала асимметричная структура современной глобализации, которая “благоприятствует США и другим развитым странам, находящимся в центре финансовой системы… поскольку… держать деньги в центре системы спокойнее, чем на периферии. Подобная ассиметрия вкупе с ассиметричным стимулированием к развитию кредитования в развитых странах привела к перетаскиванию сбережений всего мира с периферии в центр”. Отсюда и моментальный отток капиталов с рынков менее развитых стран при малейших поводах для беспокойства инвесторов.

В принципе весь этот вышеописанный процесс, начавшийся с появления первых признаков паники на финансовых рынках, и является настоящим кризисом. А поэтому с точки зрения решения вопроса о значимости парадигмы, предложенной Соросом, важно понять, как “рефлексивные связи приводят к возникновению” именно этого “саморазвивающегося исторического процесса”.

И вот тут Сорос сам себя критикует, заявляя, что “поведение финансовых рынков должно рассматриваться как достаточно непредсказуемый исторический процесс, а не процесс, определяемый раз и навсегда установленными законами”. Больше того, он утверждает, что “теория рефлексивности… с самого начала отрицает свою способность предсказывать и объяснять социальные явления, поскольку при возникновении рефлексивности социальные процессы становятся непредсказуемыми”, и её “вряд ли можно признать теорией в научном смысле, потому что она не даёт объяснений и не позволяет делать прогнозы”. Наконец, даже с чисто утилитарной точки зрения (возможности использования для успешной игры на бирже) эффект использования теории рефлексивности оказывается достаточно проблематичным, если уж сам автор вынужден признать: “Достаточно спорным остаётся вопрос, в какой степени мой финансовый успех явился следствием моей философии, ведь теория рефлексивности не позволяет делать какие-либо определённые предсказания”.