П.А.Сарапульцев: Крах мультикультурализма

Действительно для подтверждения этого факта достаточно сравнить описание внутреннего мира маргинального человек по Стоунквисту и М.В. Леевику с описанием симптомов фрустрации.

Так Стоунквист (71) описывает следующие психологические характеристики, возникающие при развитии культурного конфликта:

— дезорганизованность, ошеломленность, неспособность определить источник конфликта;

— ощущение “неприступной стены”, неприспособленности, неудачливости;

— беспокойство, тревожность, внутреннее напряжение;

— изолированность, отчужденность, непричастность, стесненность;

— разочарованность, отчаяние;

— разрушение “жизненной организации”, психическая дезорганизация, бессмысленность существования;

— эгоцентричность, честолюбие и агрессивность.

Ещё одно более обобщённое описание специфических свойств маргинального человека приводит М. В. Леевик (66):

— рефлексия, как склонность к анализу своих переживаний;

— критическое, скептическое, иногда циническое отношение к миру;

— релятивизм, как субъективное толкование нравственных понятий и суждений, доходящее до появления стремления определенных социальных групп подорвать или ниспровергнуть господствующие формы нравственности;

— отстраненность, психологическая отчужденность;

— замкнутость, одиночество, внутренняя противоречивость.

Наконец, для сравнения необходимо привести основные проявлений фрустрации (70):

— агрессивность может включать в себя не только прямое нападение, но и угрозу, желание напасть, враждебность, желанием на ком-то и даже на чем-то “сорвать зло”, может быть внешне ярко выражена, например, в драчливости, грубости, “задиристости”, а может быть более “затаенной”, имея форму скрытого недоброжелательства и озлобленности

— прикованность к фрустратору, который поглощает все внимание, вызывает потребность длительное время воспринимать, переживать и анализировать фрустратор;

— капризное поведение;

— уход в отвлекающую, позволяющую “забыться” деятельность;

— депрессии, часто проявляющиеся чувством печали, сознанием неуверенности, бессилия, безнадежности, а иногда отчаяния;

— регрессия — возвращение к более примитивным, а нередко и к инфантильным формам поведения;

— повышенная эмоциональность

Если учесть то, что именно человек представляет собой ключевую личность (key-personality) в контактах культур, протекающих по маргинальному принципу (68), то результаты проведённого сравнения окажутся убедительным доказательством того, что описание специфических свойств маргинального человека является просто описанием состояния фрустрации, возникающей при разрушении надежд и планов или тщетном ожидании их исполнения (72).

Фрустратором (непосредственной причиной возникновения фрустрации) при межкультурном конфликте могут оказаться “лишения”, связанные с отсутствием возможности удовлетворения какой-либо потребности, например, отсутствием знаний, навыков для получения престижной работы, “конфликты” на социальной почве с представителями доминантной этнической общности, “препятствия” для удовлетворения религиозных или культурных потребностей, обусловленные различием норм, правил, законов у иммигрантов и коренного населения (73). Определённую роль в возникновении фрустрации могут играть и “пережитые “исторические несправедливости”, вызывающие у низкостатусных групп этнического меньшинства желание восстановить справедливость”. А уж ” если объективная конфликтная ситуация осознана, даже случайные события из-за присущей межэтническим отношениям эмоциональности, а порой и иррациональности, могут привести к конфликтному взаимодействию как наиболее острой стадии конфликта” (74).

Подводя итог вышесказанному можно сделать вывод о том, что при столкновении этнических групп всегда возникает маргинализация внедряемых этнических групп, а возникающий у маргиналов психологический синдром фрустрации оказывается “одной из основных причин девиантного поведения (не совпадающего с социальными нормами и ценностями, принятыми в обществе) молодёжи”, которое в свою очередь “приводит к уродливым формам самовыражения”, наркотикам, вандализму и национализму ( 66).

И то, что европейский мультикультурализм экономически и политически поддерживает автономию иммигрантских общин, “каждая из которых обладает более или менее специфичным пониманием того, что есть благо, и имеет свою особую историю, социальную структуру, традиции, потребности и устремления” (75), причём, и это самое главное имеет свою мораль, принципиально отличающуюся от европейской морали, делает крах имеющейся политики мультикультурализма практически неизбежным.