Санин Евгений - Исцеление Вечностью

И предложил перейти в каюту, где было хоть немного прохладней.

13

В каюте Альбин вновь заговорил о тайнах Царства Небесного и Истине, не слыханных прежде, а теперь явно открытых, причем, для всех без исключения, будь то раб или царь…

Клодий слушал, уже не перебивая, и если морщился, то только от того, что на палубе начался какой-то шум.

Сначала это были какие-то непонятные шаги бегающих туда-сюда людей.

Потом раздались громкие голоса, и даже – неслыханное дело во время штиля - крики.

В конце концов, шум на палубе усилился настолько, что мешал слушать…

- Что они там, бешеной акулы наелись, что ли? – возмутился Клодий.

Он захотел сам выйти узнать, в чем дело.

Но, опережая его, дверь распахнулась, и в каюту вошли два раба.

Один из них, с наглой ухмылкой на лице, даже не приклонил шею, а другой, бледный от страха, униженно и виновато кланялся Клодию.

- Что там – пожар? – почувствовав что-то неладное, сразу насторожился тот и потянул руку к лежавшему около его ложа обитому бронзой сундучку…

- Хуже, господин, бунт! - прошептал бледный раб, и другой, отстраняя его, нагло заявил:

- Грифон взамен за свободу рассказал келевсту, что в трюме все твое золото, и он решил, что, так как ты сам, добровольно, не поделишься с ним, забрать его все.

- Не может быть! – ошеломленно покачал головой Клодий.

- Увы, господин, это действительно так! – печально подтвердил бледный раб. – Я был рядом и сам слышал, как Грифон говорил все это келевсту. Тот сразу спросил: «А почему ты сам не украл хотя бы часть этого золота и не сбежал?» «Совесть не позволила!» - ответил ему Грифон. «А предавать его - позволяет?» - во все глаза уставился на Грифона келевст. «Да» - спокойно ответил тот. «Но почему?» - даже воскликнул келевст. И Грифон сказал: «Потому что он сам, то есть, прости, господин, ты – во всем виноват!»

- Слыхал? – окликнул давно уже понявшего, что к чему, Альбина Клодий. – Кажется, все это начинает походить на правду.

- Да, господин! – вздохнул бледный раб. – Прости, я не успел предупредить тебя. Келевст не позволил… Он, как стадо баранов, согнал в одну кучу всех нас, твоих рабов, и пообещал дать волю и золото тем, кто перейдет на его сторону.

- И что – мои рабы пошли на такое?! – не поверил Клодий.

- Не все! – с презрением кивнул на своего бледного соседа наглый раб. – Большинство наотрез отказалось, и тогда келевст расковал несколько крепких гребцов и посадил на их место самых сильных из отказавшихся.

- И что же – вас прислали сообщить о том, что они решили казнить нас? – поняв, наконец, все, уточнил Клодий и сделал шаг к висевшему на стене оружию – мечу и луку со стрелами.

- Нет! – разгадав его намерение, сразу поубавил тон наглый раб. – Грифон, прежде чем выдать твою тайну, велел келевсту поклясться Посейдоном, что тот не убьет вас. Поэтому мы только пришли сообщить тебе, чтобы ты вместе с Альбином выходил из каюты и перебирался в лодку.

- Капитан уже в ней. Он тоже отказался присоединяться к келевсту, несмотря на все посулы и уговоры! – шепнул римлянам бледный раб. – А еще келевст разрешил вам взять с собой все самое дорогое…

- Но не ценное! – вставил наглый раб.

- Лодка для вас уже готова! Там есть вода и еда…

- И даже вино!

- Да, мы постарались загрузить лодку как можно больше, господин!

- Ну что ж, спасибо и на этом! Если увидимся еще, я по справедливости отблагодарю вас обоих! - пообещал Клодий, взял сундучок и, приглашая поспешно схватившего мешок со свитками Альбина следовать за собою, как истинный римлянин, спокойно и невозмутимо поднялся на палубу.

14

После акафиста Александр зашел в помещение, где в ожидании, когда будет сделана библиотека в здании воскресной школы, лежало великое множество старинных и современных церковных книг.

С целой охапкой отобранных для работы он возвратился в редакцию, стал делать закладки и помечать карандашом места, какие Светлане, по возвращении, нужно будет напечатать, и очнулся только от удара колокола.

Можно было, конечно, продолжить работу или пойти домой, но монастырская привычка пересилила, и он отправился в храм.

Когда-то его тяготили долгие службы. Казалось, что это время лучше было употребить на писание книг. А еще в голову назойливо лезли мысли, что за три-четыре часа он мог бы доехать, например, от Москвы до Тулы и обратно. Если же служба Великопостная, которая вместе с полунощницей длилась более семи часов – и вообще до Санкт-Петербурга! А потом неожиданно пришла мысль, что он, и правда, хотя почти и не сходит с места, – идет, едет, движется все это время. Но не из какого-то, лишь временно нужного и совершенно не имеющего значения для Вечности пункта А в пункт Б. А – к Богу!