Санин Евгений - Мы - до нас

Было, было, что вспомнить смоленским боярам и с чем соглашаться.

Они покорно склонили перед Мстиславом свои головы и принялись благодарить его за эту нынешнюю и будущую милость, чуть слышно обговаривая между собой одну общую на всех мысль.

Просто удивительно было, как могло умещаться в одном человеке, казалось бы, противоречивое: быстрая решительность с рассуждением, мужество с благородством, суровость со справедливостью. В покойном же теперь суздальском князе, в том умудрялись уживаться уже самые несовместимые качества добра и зла. И, тем не менее, была у обоих князей, – одна похожая черта: которую также не могли обойти вниманием летописцы: какая-то особенно горячая и искренняя вера в Бога. Не случайно народ, соборный разум которого обмануть невозможно, еще при жизни за любовь к храмам, удивительное нищелюбие и обращение в христианство едва ли не всего дикого до того суздальского края в христианство, начал называть Андрея – Боголюбивым или Боголюбским…

Вот уж поистине дивны дела Твои, Господи, и неисповедимы пути Твои!..

Мстислав Храбрый вопросительно посмотрел на бояр: все ли они поняли и верно ли услышали его речь. Те, все как один – благодарно на князя….

Беседу можно было заканчивать и приглашать в гридницу гостей. Сообщить им о принятом новым смоленском князем решении и начинать пир…

Но тут произошло то, что сначала привело смоленских бояр в недоумение, затем в изумление, а некоторых, в конце концов, в такой гнев, отчего дружинникам Мстислава пришлось недвусмысленно положить крепкие ладони на медные рукояти своих мечей…

5

- Постой-постой… - как всегда, быстро соображая, наморщил лоб Стас.

Стас оторвал глаза от экрана компьютера и покосился на Ваню:

- Слушай, а ведь, кажется, мы нашли именно то, что нам надо!

- Ага! – подтвердил тот. – Здорово… Ленка та вообще, как только начала еще читать, сразу это название в объявление вписала!

Судя по его жадным до того, что там дальше, глазам, он готов был читать и дальше, хоть до утра, но Лена… Лена давно уже спала, положив голову на плечо Стаса, от чего тот, боясь пошелохнуться, испытывал какое-то незнакомое, переполнявшего его чувство нежности. Какой бы она ни называла себя выносливой, сказалась-таки усталость долгого, наполненного самой различной работой дня…

- Может, останетесь ночевать у меня? – кивнув на спящую девушку, шепотом спросил он у друга.

- Нет, мать будет волноваться! – тоже шепотом отозвался тот. - Она до тех пор не уснет, пока мы не придем…

- Ну, тогда ты иди, а она пусть остается! – предложил Стас. - Положим ее у меня. А я в родительской комнате лягу! А завтра утром…

- Да ты что! – даже не стал дослушивать Ваня. - Хоть мы и друзья, и я тебе полностью ее доверяю, но такие слухи потом по селу пойдут… Нет – это никак невозможно! – твердо сказал он и громко окликнул: - Эй, Ленка! Поднимайся – «Вставай» пришел! Я ее с двух лет так бужу! На другие слова она просто не реагирует. Всегда спит, как убитая! – пояснил недоуменно взглянувшему на него Стасу. И девушка действительно сразу пошевелилась и подняла голову, отчего плечу Стаса сразу же стало как-то неуютно и зябко.

- А?.. что?.. Страничка кончилась? – старательно делая вид, что и не спала вовсе, спросила она.

- Нет, ночь началась, – передразнивая ее, уточнил Ваня. - Пошли домой!

- Ой, и правда, четверть второго! Бедная мама! - ахнула Лена. - Идем скорее!

Она взяла листок с написанным объявлением и, пошатываясь, побрела к двери. Ваня, с досадой оглянувшись на компьютер – следом.

На улице шел настоящий ливень. Стас, отдав друзьям свой зонт, проводил их только до крыльца.

Здесь Ваня крепко пожал ему на прощанье руку и сказал:

- А пьеса, и правда, то что надо! Все ясно, понятно, живо. Будто сам в том времени побывал, и понял, как они жили, то есть, какими были мы – до нас! При случае, дай мне почитать на эту тему и что-нибудь из научного…

- Обязательно! – с улыбкой кивая помахавшей ему рукой Лене, пообещал Стас и, провожая взглядом две удаляющиеся под одним зонтом фигурки, усмехнулся: - Надо же, даже Ваньку, которого ни за какую книгу силком не засадишь, проняло!

Потеряв растворившиеся в темноте фигурки, он сделал шаг к двери, взялся за ручку и вдруг замер.

- Постой-постой… - как всегда, быстро соображая, наморщил он лоб и торопливо зашептал: - «побывал… понял… ученую книгу…»

Продолжая бормотать: «водораздел… историческая наука…проза… стихи…», он вошел в дом, невидящим взглядом посмотрел на стену, с которой на него равнодушно взирали портреты людей, достигшие, возможно, самого главного для себя в жизни и, наконец, воскликнул: